Фехтовальщица

Женьке, в самом деле, требовалось первым делом сменить одежду. Форма охранника Бастилии была не только опасной, но и сырой. Дождь продолжал лить, и к «Божьей птичке» девушка подъехала совершенно мокрая, будто только что вылезла из реки.

За окнами кабачка, как и везде в этот ночной час, было темно, но Женька стучала в его дверь до тех пор, пока за ней не возникло некоторое движение.

– Кто здесь? – спросил незнакомый мужской голос.

– Мне нужна Шарлотта.

– Хозяйка уже спит.

– А вы кто?

– Я Северин, работник.

– Разбуди Шарлотту, Северин, скажи, что есть новости о Жанне.

– Какой еще Жанне?

– О Жанне. Она знает.

Шаги удалились, потом удвоившись, снова приблизились.

– Кто здесь? – услышала фехтовальщица голос Шарлотты. – О какой Жанне вы говорите?

– О той, которая помогла тебе с «Божьей птичкой».

– Но… но она в Бастилии.

– Нет, уже не в Бастилии. Открой, Шарлотта.

– … Бог мой!.. Северин, убери ружье и иди спать. Это свои, это… от крестной.

Загремел засов, и в дверной проем высунулось бледное лицо Шарлотты и ее дрожащая рука, держащая ночник.

– Боже! Боже!.. Госпожа… вы? – прошептала она.

– Тише, у меня лошадь. Ее нужно убрать куда-нибудь.

– Боже! Боже!.. Так вы… вы…

– Да, я только что сбежала из Бастилии.

– За вами гонятся?

– Нет, успокойся, никто не знает, что я здесь.

– Идемте, зайдете со двора.

Девушки зашли во двор и спрятались в дровяном сарае. Туда же завели и лошадь.

– Боже! Боже! – все причитала молодая хозяйка, и ночник в ее руке продолжал заметно дрожать.

Колебание пламени отражалось на взволнованных девичьих лицах, но каждая из девушек была взволнована по разным причинам.

– Ты не бойся, – сказала Женька. – Я ненадолго. Прикрой меня на пару дней. Осмотрюсь, а потом уйду.

– Но как же?.. Ксавье и Матье знают вас. Я могу укрыть вас только до утра.

– Ну, утром и посмотрим.

– Вы совсем промокли. Что это за куртка?

– Одежда убитого охранника.

– Убитого?.. Это вы его?

– Да.

– … Боже… Я дам вам что-нибудь из своей старой одежды. Идемте в дом.

Шарлотта осторожно провела Женьку в свою комнату, помогла переодеться, принесла остатки ужина и отдала свою постель.

– А ты? – спросила фехтовальщица.

– Я пойду к Матье. Мы давно ночуем вместе.

– Погоди. Сядь со мной.

Шарлотта тихо присела рядом. Хотя побег удался, у фехтовальщицы было скверно на душе. Ей мешали те черные тени, с которыми для его удачного осуществления пришлось вступить в заговор ее совести. Она рассказала об этом Шарлотте. Дочь Бушьера была потрясена, но по-своему, по-житейски. В смерти Дервиля она винила исключительно де Брука, а убийство двух солдат, хотя и ужаснуло ее своей жестокостью, тоже не слишком смутило сознание парижанки, дед которой был свидетелем Варфоломеевской резни[49].

– Вас хотели неслыханно унизить, госпожа! – воскликнула молодая хозяйка. – Что вы могли сделать? Я вот, простая кабатчица, а тоже однажды ткнула одного наглого шалопая гвоздем.

– За что?

– А взялся задирать мне подол без моего разрешения, хотя так как вы…

– Нужно уничтожить одежду Ренуара.

– Да, госпожа, я спрятала ее в сарае и сожгу на рассвете. Про лошадь скажу, что приблудилась.

– Только сбрую тоже сожги – там знаки Бастилии.

Новая одежда

«Это Монрей, – как только проснулась, стала думать фехтовальщица. – Это он позволил сбежать. Зачем? Ведь, если бы мне вынесли смертный приговор, он бы мог выиграть… Или это я сама сорвалась с крючка, пока он зазевался?»

В окно светило солнце, и день был похож на летний. С улицы доносились людские голоса, шум проезжающих экипажей, лай собак и крики разносчиков. Шарлотты в комнате не было. Ее голос слышался на первом этаже, где она отчитывала какую-то нерасторопную Лизи.

– Но я не могу работать в зале и на кухне, Шарлотта! – пискляво возражала Лизи. – Возьми еще кого-нибудь!

– Помолчи! Мне лучше знать, что делать!

Запахло жареным мясом, но вместе с желанием поесть к горлу в очередной раз подкатила легкая тошнота. «Что же это? – поморщилась Женька. – Может быть, я больна или отравилась этой тюремной едой?»

Фехтовальщица оставалась в комнате, не рискуя высовываться и показываться здешним обитателям. Скоро хозяйка «Божьей птички» сама поднялась наверх и принесла на завтрак то самое жареное мясо, от запаха которого Женьку продолжало подташнивать. Она пожаловалась на свои ощущения Шарлотте.

– Может быть, мясо несвежее?

Шарлотта пристально посмотрела на девушку и присела рядом.

– А вы… вы не беременны, госпожа? – спросила она.

– … То есть… что ты сказала? – несколько оторопела от этого, вполне естественного предположения, фехтовальщица.

– Беременны. Вы ведь замужем. У вас больше ничего не болит?

– Грудь немного.

– Ну вот! – даже обрадовалась Шарлотта.

– Что «ну вот»?.. Какое сегодня число?

– Двадцатое ноября.

Женька сделала в уме нехитрые подсчеты, вспомнила, что ее нижние юбки уже довольно долго не нуждаются в стирке, потом растерянно посмотрела на Шарлотту и пробормотала:

– Да… наверное, я беременна…

– Тогда вам нужно дождаться приезда мужа, госпожа.

– Мужа?.. Не знаю. Я, быть может, уже не нужна ему, – вспомнив беседу с королем, сказала фехтовальщица.