Фехтовальщица

Вспотев от зноя и волнения, фехтовальщица вскоре вышла к дороге. Дорога – две пыльные укатанные колеи, пролегала вдоль полей и вела к городу, чьи изломанные очертания дрожали в знойном воздухе, словно мираж. «Вроде это тот самый Этамп… если, конечно, я не больна и не брежу, – потерла лоб фехтовальщица, вглядываясь в черепичные крыши домов, прилепившихся друг к другу, точно в каком-то длительном испуге. – Надо подождать кого-нибудь».

Словно услышав ее мысль, из городских ворот неторопливо выехал монашек на ослике. Женька спряталась за куст и придирчиво наблюдала за его фигурой, пытаясь отыскать огрехи в его костюме или фальшь в румяном не по-монашески, лице. Однако, в монашке не находилось ничего необычного, за исключением того, что из-за его пенькового пояса торчал кривой, похожий на бутафорский, пистолет, а сам всадник напевал фривольную, совсем не располагающую к аскезе, песенку:

– Я из пушечки пальну,
Крепость во поле возьму!
У меня заряд немалый,
И на девок я удалый! Эх-ха!

Бодро подхлестывая ослика по заду и попивая вино из бурдючка, привязанного на груди, монашек бодро проехал мимо, а Женька, спрятавшись в кустах и бормоча что-то про веру в предлагаемые обстоятельства, которой ее когда-то учили в театральной студии, еще долго смотрела, как его упитанный зад потряхивает в седле.

Едва он скрылся за холмом, как оттуда же на дорогу, словно спрыгнув с картины Рембрандта, выскочила когорта вооруженных всадников. Одетые небрежно, но красочно, с кремневыми пистолетами за поясами, кинжалами и пороховницами на перевязях, всадники ругались и смачно плевали на обочину. Один из них пил вино из бурдючка, в котором Женька узнала бурдючок только что проехавшего монашка.

– Ты прибил монаха, Гильом! – крикнул один из всадников. – Это нехорошо!

– Э, монах! – усмехнулся Гильом. – Мы с этим монахом когда-то таскали сапоги с убитых протестантов Рогана! Давай, пошевеливайтесь, нищеброды! Жрать охота!

Разномастную когорту сменила карета с охраной из четырех солдат. Она выехала из города и промчалась по тракту, клубя за собой облако серой дорожной пыли. Сверкнули на солнце латы, надетые поверх суконных курток, плеснули за плечами длинные плащи…

Фехтовальщица замерла и некоторое время потратила на то, чтобы справиться со своими путаными мыслями. «Я – Жанна де Бежар, Жанна де Бежар… из Беарна… в Париж… ограбили… тетка Полина де Ренар, Полина де Ренар, квартал Сен-Ландри…» – снова закрутилось спасательным кругом в ее горячем мозгу. В конце концов, решив, что в данной ситуации лучше не думать, а действовать, девушка стерла со лба пот, вышла на дорогу и направилась к городским стенам.

Идти под летним солнцем в длинном платье с тремя нижними юбками и баулом в руке было не слишком весело, но Женька только ускоряла шаг. Помимо спортивной закалки, ее гнал вперед азарт поединка, на который она подписалась, и страстное желание удостовериться, что ни монашек на ослике, ни карета, ни город на холме – не мираж и не бред ее больного воображения.

Небольшой провинциальный городок встречал случайных гостей без шумихи и помпы, но фехтовальщицу заметили. За воротами на нее тотчас громко залаяла маленькая вертлявая собачонка. На лай к окнам прильнули хозяйки, прекратили игры дети и шевельнулся у стены безногий старик с костылем.

Проскользнув с крайнего двора, на улицу выскочила безголовая курица. Пугая детей и вызывая смех прохожих, она с немым отчаянием промчалась по кругу, и упала прямо у Женькиных ног. Заструилась на землю кровь…

– Ох! – перекрестилась женщина с корзиной. – Плохой знак, сударыня!

Женька суеверной не была, но какой-то легкий зажим сдавил ей горло. «Ерунда, – решила она. – Просто неприятное зрелище».

– Не тревожьтесь, добрая госпожа! – будто услышав ее мысли, поддержал девушку старик. – Курочка выбежала на меня. Я старый, больной, мои дни клонятся к закату. Чего рты раззявили? А ну, кыш отсюда! – прикрикнул он на собравшихся детей и грозно махнул костылем.

За убежавшим «обедом» тотчас выбежал рассерженный хозяин. Громко ругаясь и размахивая топором, он подобрал мертвую птицу и унес домой.

Женька спросила старика о Париже.

– Париж, говорите? – почесал он заросший щетиной подбородок. – Так это вам в «Красный конь» нужно, госпожа, в гостиницу. Там экипаж бывает. Идите Горшечной улицей, прям на площадь и выйдите.

Фехтовальщица подала старику монету и, небрежно отмахнувшись от его назойливой благодарности, направилась в указанном направлении. На нее продолжали посматривать горожане, но она уже освоилась и была уверена, что ни их взгляды, ни кривизна городских улиц не собьют ее с толку.