Фехтовальщица

Утром у нее продолжала болеть пятка. Она перевязала ее тряпицей, чтобы сапог не слишком задевал натертое место, и поехала на занятия. Де Санд, конечно, заметил ее хромоту и спросил, в чем дело.

– Ногу вчера стер, сударь.

– Хотите просить выходной?

– Нет.

– Тогда идите в дом. Жакоб наложит вам повязку. Франкон, вы все еще не нашли подходящего лекаря?

– Увы, Даниэль! Они все, или прохиндеи, или пьяницы.

На этом вся забота де Санда закончилась. Ни на разминке, ни в спаррингах он фехтовальщицу не жалел, и она усердно занималась вместе со всеми. Трудности при вхождении в режим были ей знакомы, и она не думала сдаваться. Два раза девушка под смешки окружающих сорвалась с бревна на дорожке, потом пропустила вперед себя де Блюма и де Вернана. Де Санд, наблюдавший пробежку с крыльца, немедленно это заметил и громко крикнул:

– Хватит прикидываться девицей, де Жано! Займите положенное место!

Женька напряглась и, едва не плача от боли в натруженных мышцах, перегнала обоих парней, нагло срезав угол на том участке за деревьями, где де Санд их не видел. Те, кто бежали сзади, засмеялись.

– Каков, однако, прощелыга наш господин де Жано! – язвительно заметил похожий на куницу, светловолосый парень с тонкими губами.

Парня звали Жером де Жери, и Женьке почему-то показалось, что даже не де Зенкур, а именно он доложит де Санду о ее нечестном маневре, уж слишком завистливой выглядела его кунья мордочка. Впрочем, ей было уже все равно, она еле добежала до финиша.

– Хитрите, де Жано? В следующий раз за срезанный угол я вам не спущу! – пообещал де Санд.

– Кто вам сказал?

– Никто, у меня самого хорошее зрение.

Женька посмотрела на де Жери, но он отвернулся и отошел к полдничному столу.

Во время перерыва девушка демонстративно легла на скамейку, пренебрегая тем, что подумают о таком отдыхе фехтовальщики и затихла, слушая их незатейливые разговоры. Разговоры, как и их жизнь, проводимая вне фехтовальной площадки, были немудреными и понятными. Каждый хотел быть лучшим, мечтал иметь деньги, славу и любовь. Большинство билось за возможность зачисления в королевские полки, и это были, как правило, приехавшие в столицу, провинциалы. Деньги на учебу и проживание они изыскивали сами, занимая допустимые по наглости суммы у родственников, друзей или подруг. В этом особенно поднаторел де Зенкур, который несмотря на невысокий рост, был недурен собой и пользовался популярностью у состоятельных парижанок. Они с удовольствием оплачивали его учебу, штрафы и карточные долги.

Жить на деньги своих женщин никто из фехтовальщиков не стыдился. Взамен они дарили своим подругам надежду на защиту их чести, имени и дома, служа своей шпагой им самим или их родственникам и мужьям. Последних вообще не во что ни ставили и оценивали их статус только с точки зрения состоятельности. Будущая служба в королевских ротах, хотя и была очень престижной, мало меняла положение, поскольку оплачивалась очень скудно. Жить на свои средства и шиковать здесь мог помочь только чин, поэтому все грезили об офицерских должностях и будущих подвигах, с помощью которых собирались эти должности заполучить.

Некоторые, благодаря связям отцов, имели возможность заручиться протекцией короля. В этом случае оплату их обучения частично брало на себя государство.

Посещали класс и парижане. К ним принадлежали сыновья нового дворянства, вышедшие из бывших купцов или откупщиков, а так же отпрыски знатных фамилий. Последние были лучше всех одеты, имели собственные защитные колеты, именитых возлюбленных и пользовались вниманием короля. Они не добивались места в королевских ротах и посещали класс из интереса, как некий спортивный клуб, где можно было прекрасно отдохнуть и развеять скуку обеспеченной с детства жизни.

Альбера де Зенкура, который, чтобы завоевать себе достойное место под солнцем, вынужден был трудиться до кровавого пота, это, конечно, очень раздражало. Он настойчиво претендовал на лидерство и постоянно поддевал богатых сынков старой аристократии. Те частенько перебрасывались с ним весьма рискованными шуточками, угрожающе хватались за эфесы шпаг, но до открытого противостояния на площадке дело доходило редко. Штрафы де Санда наряду с официальным запретом дуэлей отчасти понуждали сдерживаться особо горячие головы. Пар разрешалось выпускать только в спаррингах и то в рамках правил, установленных в его школе.

Увидев, что господин де Жано лежит на скамье как убитый, де Вернан велел своему слуге принести для него порцию полдничного мяса, а де Зенкур, напротив, язвительно спросил:

– Для кого это вы разлеглись тут, господин Белошвейка?

– Для вас, господин де Зенкур. Ведь только так вы сможете смотреть на меня сверху вниз.

Женька прошлась по больному, и некоторые, слышавшие их разговор, засмеялись. Альбер криво усмехнулся, но продолжал:

– Посмотрим, каких вы достигните высот, если будете лежать на скамье точно разомлевшая девица. Кстати, я давно хотел вас спросить, господин де Жано, что это за костюм на вас надет? Он раньше принадлежал вашему батюшке или, может быть, дедушке? Вам удобно появляться в нем на улице?