Читаем Фаустус и другие тексты полностью

Мое одиночество для меня нечто сугубо личное; оно – для меня одного, оно и есть я. Все, что им не является, для меня не вполне лично. Для себя я могу быть только одним, мое одиночество и я – Одно, и «Я» совершенно не сообщаемо. Если бы кто-то захотел увидеть мою личность, ему пришлось бы пойти субъективным путем, которым следовал я сам; он бы, однако, меня не увидел, а открыл нечто, относящееся только к нему, и чтó он, собственно, есть: он смог бы в свою очередь сказать: «Я – одиночество, и оно никогда ни с кем не общается, вот я и достиг обетованной земли».

Если кто-то говорит мне: «Я нашел истину и потом дал ее тебе», я отвечаю: «Если ты нашел истину, ты не можешь дать ее мне, ибо если истина и одна, то для каждого – все равно своя. Твоя истина – не моя истина, хотя истина и одна, она для каждого своя, и я уповаю только на себя, на свою личную, немыслимо уникальную истину. Твоя истина немыслимо уникальна и лична, вот почему ты не можешь дать ее мне. Абсолютно непередаваема истина каждого, вот почему я призываю тебя заявлять о лжи в лицо всем подателям истин».

В этой личной истине суть субъективного, она – источник вселенной, а я – ее подлинная основа; ее раскрывает апофеоз мгновений, и мгновения эти – блеск моей славы. Я зову их: «Моя истина».

Никто не может ни знать, ни отведать того, чтó я вижу, когда достигаю апофеоза мгновений, разве что сам он достигнет вершины на свой страх и риск, тогда он сам скажет: «Истина одна, но для каждого все равно своя, и это и есть земля обетованная».

Я одинок перед лицом смерти, как был одинок и перед лицом жизни: никто никогда не вел меня за руку, вот я и достиг одиночества; это не одиночество жизни, можно ли сказать, что это одиночество смерти? Некоторые говорят, что оно есть смерть и вместе с тем жизнь, некоторые говорят, что оно за пределами жизни, еще дальше чем смерть, что оно еще и бессмертие, что оно порог, конец и начало до предыстории праистории, последнее волнительное мгновение, которое заставляет почувствовать, что ты уникален, которое разрушает или сохраняет поколения, которое восходит к временам, уходящим в глубь веков и ожидающим нас в конце страниц, когда время замкнет свой круг.

Говорят, что оно есть следствие, предшествие и постоянство, желание, объект желаний и их бесконечное отсутствие. Когда я ощущаю его, я кричу: «Мое одиночество теряется в одиночестве, я – реальность, которая чувствует, и реальность, которая знает, вот я и достиг обетованной земли».

На пути в обетованную землю я не блуждал в лесах, не рыскал в морях, ибо сразу был и звездой, и буссолью. Там меня призывала улыбнуться форма моих собственных губ, наставником мне служили советы моего собственного голоса, постоялым двором – само путешествие и багажом – судьба; дорога передо мною была проложена, и я находил ее потому, что ею еще никто не ходил, и узнавал того, кто подвиг меня на эту эпопею, по охвату своих объятий. Я не смог предпочесть любовь ее предмету, но понял, что на этой земле любовь была для самой себя этим предметом.

Я – одиночество, глубина и земля, я душа, птица, тайна, неведомое, сказание до предыстории праистории. Я мрак и преображение, секрет, красота, высота, белизна, прозрачность, исчезновение и неописуемость.

Я – вдохновение, мираж, небо, я сон. Я волшебник, чудо, заклятие, я океан и край света. Я принц, войско, подвиг, ученый, невежда. Я звезда, заря, день, мессия, музыка и тишина. Я философ и художник, я по ту сторону духа и по ту сторону гения. Я Ева, слава, головокружение, сила, берег и что-то забытое, мгновение, лицо, сон и невыразимость.

Я – остров, гора, глаз, солнце, толпа, сокровище, зерно, романс, забвение, начало, ви́денье, обладание, выживание, знание, встреча, чудо, алмаз, источник, вода, питие, жажда, любовь и голубка, обожание и обожаемое, реальное и ирреальное, мудрость и безумие, сознание и бессознательное, смерть и жизнь, плод и урожай. Я присутствие и отсутствие, я бессчетен и бесконечен числом, полный нуль.

Я человек, сверхчеловек, чересчур человек и недочеловек. Я – это Я, Небытие и Вечность, я тот, кого обозначают все слова: я – Фауст в обетованной земле и знаю, что суть во мне как во всем: с этим знанием я могу умереть.

Я – реальность, которая чувствует, и реальность, которая знает, я инструмент, который мыслит, и угасание мысли. Я причина и основание своих эмоций, я тот, без кого все преображается, я заставляю рождаться и заставляю умирать, для этого достаточно, чтобы я умер и чтобы родился. Я питаюсь собственной силой и исчезаю, стоит той рассеяться.

Моя история это история истории,

Моя сущность это сущность сути,

Я – звезда, число которых подобно числу их веков, форма подобна форме их суммы.

Их подвижный рой не производит шума,

За их спокойствием кроется их кипение,

Грандиозность их веса оставляет их налегке,

Их толпы теснятся, но им просторно.

Просторно голосам, не присущим никоему сущему,

Пространство служит для звуков формою тишины,

Тишина для цветов форма черного,

И звучит музыка начала, ставшая началом музыки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги