Фарт

Он вспоминал о случаях, когда надводные заградители подрывались на собственных минах. Ему, участнику порт-артурской обороны, хорошо были известны эти случаи. «Енисей» поставил четыреста две мины, чтобы загородить залив Талиенван и защитить торговый порт. Он закончил минирование и собирался уходить, но в это время вахтенный заметил в северной части залива две всплывшие мины. Они могли навести японцев на след. Задним ходом «Енисей» подошел к минам и уничтожил их артиллерийским огнем. Когда он разворачивался, чтобы лечь на курс, последовал взрыв. Через пятнадцать минут заградитель затонул. На нем погибла почти вся команда. Детонация? Или, может быть, при перемене курса заградитель задел за поставленную им самим мину? Об этом никто ничего не узнал.

Так же, как «Енисей», погиб в русско-японскую войну «Артур». Он поставил сорок девять мин; последняя, пятидесятая, была в неисправности: у нее был помят свинцовый колпак, в котором находился капсюль взрывателя, и она взорвалась.

Но Чупров не думал в эти минуты о грозящей опасности. Он озабочен был выполнением задания. Необходимо загородить Босфор, доказать, что ключ от ворот Черного моря в руках России и что подводный заградитель и есть этот ключ. Команда заградителя работала точно, отчетливо, словно дело это было всем хорошо знакомо. Только один голос раздавался в притихших отсеках:

— Правая, левая, правая, левая!..

Офицер с секундомером в руках командовал постановкой.

Среди команды «Спрута», как среди всякой команды, были и робкие люди, Семен Журик, например. Но так как в жизни самых робких людей бывают минуты, когда при явной опасности душевный подъем заглушает голос страха, то и они, помня о Бухвостове, о его героической борьбе, вели себя с достоинством и отвагой.

Прошло пять или десять минут с начала минирования. Чупров вдруг почувствовал резкий запах керосина. Мичман Глушков вопросительно поглядел на него. Из машинного отделения вышел Николай Морозов. Он пошатывался, прижимал к лицу грязную ветошку.

— Что там у вас? — закричал Глушков, пересиливая грохот механизма.

Не отвечая, Морозов прошел в центральный пост.

Мичман Глушков побежал в машинное отделение. Тотчас он вернулся обратно и зашептал Чупрову, делая большие глаза:

— В цистерне с керосином неисправность. В машинном отделении нечем дышать. Малейшей искры достаточно… Понимаете, это как шведская керосинка…

А из центрального поста донесся голос Старовойтова:

— Продолжать операцию!

— Все против нас, но мы все-таки… — начал Глушков и не договорил.

Заградитель вздрогнул от сильного толчка. В носовом отделении послышался крик. Чупров отлетел к борту. Матрос, управляющий рычагами, упал на колени. Свет погас. «Мина? Мель?» — пронеслось в голове Чупрова.

— Прекратить постановку! Стоп, электромоторы! — послышалась команда из центрального поста.

Чупров вскочил и кинулся к рычагам механизма. Раздался второй толчок. Зазвенела посуда в камбузе. В третий раз содрогнулся корпус лодки, и она замерла.

— Осмотреться в отсеках! — скомандовал командир в центральном посту. — Продуть среднюю цистерну!

Несколько долгих секунд тягостного ожидания — и глубомер показал всплытие.

— Стоп! Так держать! Продолжать постановку! — раздалась команда.

Через несколько минут счетчик показал, что последняя мина сброшена в воду. Командир отдал приказ уменьшить глубину и отвернуть на норд-ост. Операция закончилась. Причины столь сильных толчков так и остались неизвестны. Может быть, заградитель наткнулся под водой на затонувшее судно. Мели в этом месте не должно было быть.

— Итак, Андрей Павлович, разрешите вас поздравить, — проговорил Клочковский, обращаясь к Чупрову. — Сегодня вы именинник!

— Спасибо. Разрешите и вас поздравить. И вас, Константин Львович, — повернулся Чупров к командиру лодки. — Ну, гора с плеч!

— Адмирал может спокойно выводить свою «Марию». Пролив закупорен. Ни один черт большого водоизмещения не пролезет, — сказал Клочковский.

— Надо полагать, — ответил Старовойтов.

Они перебрасывались пустыми фразами, как люди, которым нужно было отдохнуть.

Чупров прислушался: тишина, ровно и мягко шумят электромоторы, все в порядке, только нестерпимо болит голова от керосинового чада. Чупров прошел в кают-компанию, принял таблетку пирамидона и вернулся в центральный пост. Вспыхнуло электричество.

— Теперь остается отыскать минера, — сказал он. — Я как вспомню о нем, как подумаю, что он один там, в море, так даже на душе щекочет.

— Отыщем, — сказал Старовойтов. — Геройский парень! С таким народом можно делать большие дела!

— Возьмем его на борт — и опять под арест? — вопросительно произнес Клочковский.

— Нет, уж увольте, Вячеслав Евгеньевич, под стражу минера я брать не буду. Пусть разбирается начальство на берегу. Я командир, а не судебный следователь.

— Так-то оно так, — сказал Клочковский, — но как же радиограмма?

На это Старовойтов ничего не ответил.

ГЛАВА XXII