Фарт

— Мичман, отставить! — скомандовал Старовойтов. — Лучше подойдите посмотреть.

Он уступил мичману свое место у перископа.

Чувствуя, что ему конец, приказчик боролся с ожесточенным отчаянием. Он бил Бухвостова кулаками, скрывался под водой, захлебывался, но снова и снова появлялся на поверхности.

Бухвостов действовал спокойнее. Он уклонялся, когда приказчик переходил к нападению, старался ровнее дышать, берег силы. В перископ было видно, как он схватил за руку изнемогающего противника и показывал ему в сторону заградителя. С упорством обреченного Замесов снова кинулся на матроса, борьба возобновилась. На этот раз, когда брызги улеглись, на поверхности моря виднелся один минер. Широкие круги расходились вокруг него. Приказчик не показывался. Глядя в сторону заградителя, Бухвостов помахал рукой и лег на спину.

— Стоять к всплытию! — скомандовал Старовойтов.

Но лодка не успела подняться. На горизонте снова показался однотрубный сторожевик. По-видимому, он нес дозор в этом районе.

— Делать нечего, — сказал Старовойтов Клочковскому. — Придется оставить минера.

— Пропадет! — с сожалением сказал Клочковский.

— Если сторожевик не заметит, он продержится до вечера, мы вернемся и будем курсировать, пока не найдем его.

И «Спрут» лег на заданный курс, к месту, откуда предстояло начинать минирование.

ГЛАВА XXI

Семь красных россыпей на Румелийском берегу, по которым определялась западная сторона Босфора, остались с правого борта, и когда Старовойтов в девятнадцать тринадцать на секунду приподнял перископ, чтобы взять последний пеленг, прямо по курсу заградителя поднималась гора Мал-Тепес с широкой впадиной посредине, покрытая темным кустарником вечнозеленых растений, буковыми рощами, красивыми виллами и живописными селениями. Правее начиналась длинная плоская возвышенность, — это была гора Двух Братьев; ниже, у кромки прибоя, можно было различить широкое пятно белой россыпи, определяющее восточный берег Босфора.

«Спрут» находился в трех милях от Анатолийского маяка.

Старовойтов опустил свой перископ и повернулся к командиру бригады, который во второй перископ осматривал горизонт.

— Как у вас, Вячеслав Евгеньевич? Начнем? — спросил он.

— Одну секунду, — отозвался Клочковский.

Он продолжал вращать перископ.

— Что там у вас?

— Прикажите увеличить глубину. Левее курса — этот проклятый сторожевик, — ответил командир бригады, опуская перископ.

— Вернулся, собака! — выругался Старовойтов.

Он ухватился за рукоятки своего прибора, повернул его и приподнял на секунду. Однотрубный сторожевик находился всего в десяти кабельтовых. Старовойтов скомандовал полный вперед, и под килем вражеского сторожевика, склоняясь налево при ходе в пять узлов, «Спрут» вышел к месту, откуда следовало начинать минирование.

«Спрут» находился еще на циркуляции, когда Старовойтов скомандовал:

— По местам! Мины ставить!

Заградитель заканчивал циркуляцию на глубине в шестьдесят пять футов. Чупров прошел в кормовой отсек.

В жизни самых смелых людей бывают минуты, когда они испытывают страх. Никакое личное мужество не спасает от этого. В кормовом отсеке «Спрута» находилось шестьдесят мин, и многие из команды впервые по-настоящему осознали, какую опасность представляет такой груз, когда заградитель приступил к постановке. По всем отсекам лодки разнесся скрежет механизма, сбрасывающего мины. Корпус лодки содрогнулся, и она толчками двинулась вперед. Каждая сброшенная мина облегчала ее вес. Лодка стремилась вырваться из рук боцмана, всплыть на поверхность. С тихим журчанием вливалась вода в балластные цистерны, чтобы компенсировать вес сбрасываемых мин.

Скрежет механизма действовал угнетающе. В души людей закрадывался страх. Страшно было Николаю Морозову, и Петру Гребню, и Сударышину. И штурман думал о том, что сейчас, через мгновение, он, быть может, погибнет. А он так молод!.. Со стесненным сердцем прислушивался к скрежету механизма старший офицер, а этот моряк многое повидал на своем веку. Вынул из кармана и сосал пустой мундштук Старовойтов. Клочковский стоял возле опущенного перископа, сжимая зубы, чтобы окружающие не заметили его волнения. Даже мичман Глушков чувствовал, как у него холодеет в желудке, когда механизм сбрасывал очередную мину и лодка вздрагивала, как от толчка.

Рядом с Глушковым в кормовом отсеке, где находились рычаги управления механизма для постановки мин, стоял штабс-капитан Чупров. Он был поглощен наблюдением за работой конструкции, которой отдал всю жизнь. Сейчас, в эти минуты, решалась ее судьба. С напряженным вниманием он прислушивался к лязгу и скрежету работающих частей. Правильно ли сбрасываются мины? Нет ли перекоса? Не подмочен ли сахар, который употреблялся в минах для разъединения корпуса со стержнем якоря, чтобы мина могла всплыть на заданную глубину? Будут ли мины держаться на заданной глубине?