Люди в землянке с ожиданием смотрели на него. Люсь разорвал конверт, оглядел листок бумаги и улыбнулся. Он не читал письма. Слишком быстро он перевернул страницу. Затем он снова посмотрел начало и снова слишком быстро, чтобы прочесть, перевернул страницу.
Шеффер привстал и заглянул в почтовый листок. Он ничего не понял. Его толстое, румяное, подвижное лицо изобразило испуганное недоумение. Теперь и комиссар, и начальник штаба, и телефонист, и помощник майора по строевой части — все смотрели на Шеффера. Лейтенант пожал плечами.
— А больше нет? — спросил Люсь.
Военком заглянул в раскрытое письмо и увидел в нем множество волнистых линий.
— Есть еще, — сказал он и выдал майору второе.
Так же как в первом, листок бумаги был испещрен множеством волнистых линий. Военком ничего не понял.
— Посмотри-ка это, — сказал он и выдал Люсю третье письмо.
Оно выглядело так же, как первые два.
— Давай остальные, хватит смеяться, — сказал Люсь. Лицо его расплывалось в радостной улыбке.
Все с огорчением и недоумевающими лицами склонились над письмами майора, и только он один счастливо улыбался, хмуря от непривычной радости свой высокий и чистый лоб. Только ему были понятны эти неровные извилистые линии. В конце последнего письма вслед за одинаковыми во всех письмах волнистыми линиями каракулями ребенка, только-только научившегося писать, было нацарапано: «Дорогому папе от сына Женечки».
— Теперь понятно, почему так долго вы не имели писем, товарищ майор, — сказал лейтенант Шеффер. — Военная цензура была озадачена: не шифр ли это какой-нибудь? Разберись-ка, что это значит.
— Нет, — ответил майор. — Просто у мальчика была тяжелая скарлатина. Я об этом не говорил. А кроме того, видите, пока мы воюем, он научился грамоте.
В землянке было тихо и тепло, а снаружи трещали выстрелы, уныло завывали мины над передним краем. Те, кто был в землянке, чувствовали себя так, точно они сидят дома, в просторной комнате за обеденным столом, покрытым чистой скатертью, и слышат милую сердцу игру ребят, и все военные звуки, доносящиеся сейчас, — выстрелы, разрывы мин — всего только шум рассыпавшихся детских кубиков.
Потом в землянке наступила ночь. Командиры вытянулись рядком на лежанке. Телефонист проговорил в трубку:
— «Атака»! Сейчас «Земля» положит трубочку и пойдет принесет дров.
Он вышел, вернулся с дровами; весело затрещал в чугунной печке огонь, и вскоре бока ее накалились докрасна.
На рассвете, когда посветлела амбразура землянки и ветвь орешника вырисовалась на фоне надбитого стекла, тяжелым вздохом, как в шахте, отозвались в землянке выстрелы первой батареи. Начальник штаба капитан Денисов проснулся, точно постучали в дверь.
— Узнай-ка, почему бросает, — сердитым голосом сказал он телефонисту.
И телефонист узнал. И доложил начальнику штаба. И командир полка услышал сквозь сон его доклад. Он заворочался и спросил:
— Что такое там?
— Хахалин прикрывает отход разведчиков, — сказал начальник штаба.
Снова заснули все в землянке, кроме дежурного телефониста. Но сон командиров продолжался недолго. Гребенщиков и Назыров привели в штаб старика с мельницы. Расспросив старика, кто он такой, разузнав о взрыве агитмельницы, командиры снова улеглись спать, а старика взял к себе уполномоченный особого отдела.
А еще через полчаса заговорила кочующая батарея, и знаменитый бас полковой пушки снова разбудил Люся. Со стены землянки с тихим шуршанием посыпался песок, замигала керосиновая коптилка на столике дежурного телефониста. Майор выругался, сел на лежанке и посмотрел на часы.
— Почему так рано? — спросил он.
Начальник штаба точно и не спал. Он поднялся с лежанки и в одних носках по сырым березовым половицам подошел к телефону.
— «Атака»? Дайте мне «Луну»… Попросите к телефону сорок шесть. Спрашивает выше. Слушайте, сорок шесть, почему так рано проснулось ваше хозяйство? Ну, а почему расположились так близко?.. Ах, вас отовсюду гоняют? Бедные, бедные, никто вас не любит, не жалеет. Вот вас сегодня сорок поблагодарит. За что? — Капитан Денисов покосился на лежанку, прикрыл рукой трубку и сказал: — А за то, что не даете человеку спокойно уехать. А что, думаете, легко ему уезжать? Можно было догадаться. И так он не спит полночи. То ваш сорок пять разыгрался, то какого-то старика привели. Вот бобики! — Капитан положил трубку и сказал, обращаясь к майору: — Говорят, хотели вызвать серенаду по случаю вашего отъезда. А вообще стреляли по графику. Шесть ноль-ноль сейчас.
— А почему так близко? — спросил военком.
— Да потому, что отовсюду их гоняют. После того как из-за ихней пушки противник накрыл санитарных лошадей, лейтенант Терентьев места для себя не находит. И помните, начарт скандалил, что пострадала полковая кухня семнадцатой эсде. Горемычные кочевники.
— Что же, Терентьев думает, мы не будем его гонять? — спросил военком.
— Позвольте, — сказал Люсь, — но ведь мы дали им новый район для кочевья.