Фараон

– Провались они все! – выругался Рабсун.

– А что ты думаешь об этом, Дагон? – спросил Хирам.

– А как бы вы поступили, если бы на вас в самом деле напал Ассар?

Хирам весь затрясся от негодования.

– Что?… Мы сели бы на корабли с семьями и со всем добром, а этим собакам оставили бы одни развалины и гниющие трупы рабов… Разве мы не знаем стран больше и красивее Финикии, где можно основать новую родину, богаче, чем эта?…

– Да хранят нас боги от такой крайности! – сказал Дагон.

– Вот в том-то и дело. Нужно спасти нынешнюю Финикию от полного уничтожения, – продолжал Хирам. – И ты, Дагон, можешь многое для этого сделать.

– Что, например?…

– Можешь узнать у жрецов, был ли у них Бероэс и заключил ли с ними такой договор.

– Это страшно трудно! – проговорил шепотом Дагон. – Но, может быть, мне удастся найти такого жреца, который все расскажет.

– А можешь ли ты, – продолжал Хирам, – через кого-нибудь из придворных помешать заключению договора с Саргоном?

– Это тоже очень трудно. Одному мне этого не добиться.

– Я буду тебе помогать. А золото доставит Финикия. Уже сейчас там устраивают сбор.

– Я сам дал два таланта, – заявил вполголоса Рабсун.

– Я дам десять, – сказал Дагон. – Но что я получу за свои труды?…

– Что?… Ну, десять кораблей, – ответил Хирам.

– А сколько ты заработаешь? – спросил Дагон.

– Мало тебе?… Ну, получишь пятнадцать.

– Я спрашиваю, что ты заработаешь? – настаивал Дагон.

– Дадим тебе двадцать. Довольно?

– Ну, хорошо. А вы покажете мне дорогу в страну серебра?

– Покажем.

– И туда, где вы добываете олово?

– Ладно…

– И туда, где родится янтарь? – заключил Дагон.

– Чтоб тебе когда-нибудь сдохнуть! – ответил князь Хирам, милостиво протягивая ему руку. – Но ты не будешь больше злобиться на меня за те две баржи?…

Дагон вздохнул.

– Я постараюсь забыть. Но… какие были бы у меня богатства, если б вы меня тогда не прогнали!..

– Довольно!.. – вмешался Рабсун. – Говорите о Финикии.

– Через кого ты узнаешь про Бероэса и про договор? – спросил Дагона Хирам.

– Не спрашивай. Об этом опасно говорить, потому что тут замешаны жрецы.

– А через кого ты можешь помешать договору?

– Я думаю… Я думаю, что, пожалуй, через наследника престола. У меня много его расписок.

Хирам поднял руку.

– Наследник? Очень хорошо. Он ведь будет фараоном, и, может быть, даже скоро…

– Тсс!.. – остановил его Дагон, ударив кулаком по столу. – Чтоб у тебя язык отнялся за такие разговоры!

– Вот боров… – вскричал Рабсун, размахивая кулаком перед самым носом ростовщика.

– Вот глупый торгаш! – ответил Дагон с насмешливой улыбкой. – Тебе бы, Рабсун, продавать сушеную рыбу и воду на улице, а не соваться в государственные дела. В бычьем копыте, выпачканном египетской грязью, больше ума, чем у тебя, пять лет прожившего в столице Египта!.. Чтоб тебя свиньи слопали!

– Тише!.. Тише!.. – вмешался Хирам. – Вы не даете мне кончить.

– Говори, ибо ты мудр и тебе внимает мое сердце, – заявил Рабсун.

– Раз ты, Дагон, имеешь влияние на наследника, то это очень хорошо, – продолжал Хирам, – так как если наследник пожелает заключить договор с Ассирией, то договор будет заключен, и напишут его нашей кровью на нашей же шкуре. Если же наследник захочет войны с Ассирией, то он добьется войны, хотя бы жрецы призвали против него всех богов.

– Ерунда! – возразил Дагон. – Стоит лишь жрецам очень захотеть – и договор будет. Но, может быть, они не захотят…

– Вот потому-то, Дагон, – продолжал Хирам, – нам необходимо иметь на своей стороне всех военачальников.

– Это можно…

– И номархов…

– Можно и номархов…

– И наследника, – продолжал Хирам. – Но если ты один будешь его толкать на войну с Ассирией, то ничего из этого не выйдет. Человек – как арфа: у него много струн, и играть на них нужно десятью пальцами. А ты, Дагон, – только один палец.

– Не разорваться же мне на десять частей.

– Но ты можешь быть как рука, на которой пять пальцев. Ты должен сделать так, чтобы никто не знал, что ты хочешь войны, но чтобы каждый поваренок наследника хотел войны, каждый парикмахер хотел войны, чтобы все банщики, носильщики, писцы, офицеры, возничие – чтобы все они хотели войны с Ассирией и чтобы наследник слышал об этом с утра до ночи, и даже когда спит.

– Так и будет.

– А ты знаешь его любовниц? – спросил Хирам.

Дагон махнул рукой.

– Глупые девчонки, – ответил он. – Они только и думают, как бы принарядиться, накраситься и умастить себя благовониями. А откуда берутся эти благовония и кто их привозит в Египет – это уж не их дело.

– Надо подсунуть ему такую любовницу, которая знала бы это, – сказал Хирам.

– Откуда ее взять?… – спросил Дагон. – Впрочем, есть!.. – воскликнул он. – Ты знаешь Каму, жрицу Ашторет?

– Что? – перебил Рабсун. – Жрица святой богини Ашторет будет любовницей египтянина?…

– А ты бы предпочел, чтобы она была твоей, – съязвил Дагон. – Мы сделаем ее даже верховной жрицей, если понадобится приблизить ее ко двору…

– Это ты правильно говоришь, – согласился Хирам.

– Но ведь это же кощунство!.. – возмущался Рабсун.

– Ну что же, жрица, которая его совершит, может и умереть, – заметил престарелый Хирам.