Фараон

Таким образом, благодаря затмению солнца премудрая жреческая партия уже и в Нижнем Египте поколебала авторитет Рамсеса ХIII. За несколько минут правительство фараона, само того не зная, очутилось на краю пропасти. Спасти его мог только великий ум и точное знание положения. Но этого-то и недоставало в царском дворце, где в самую трудную минуту начал всевластно господствовать случай.

Двадцатого паопи фараон встал с восходом солнца и, чтобы быть поближе к театру военных действий, перебрался из главного дворца в небольшую усадьбу, расположенную недалеко от Мемфиса. С одной стороны усадьбы находились казармы азиатских войск, с другой – павильон Тутмоса и его супруги, красавицы Хеброн. Рамсеса сопровождали туда верные ему вельможи и первый гвардейский полк, к которому фараон питал безграничное доверие.

Рамсес ХIII был в прекрасном расположении духа. Он принял ванну, с аппетитом позавтракал и стал выслушивать гонцов, каждые четверть часа прибегавших из Мемфиса. Их сообщения были однообразны до скуки: верховные жрецы и несколько номархов с Херихором и Мефресом во главе заперлись в храме Птаха. Армия преисполнена бодрости, народ волнуется. Все благословляют фараона и ожидают приказа к нападению.

Когда в девять часов четвертый гонец повторил то же самое, фараон нахмурился.

– Чего они ждут? – спросил он. – Пускай немедленно начинают штурм.

Гонец ответил, что еще не собрались вожаки толпы, которая должна напасть на храм и выломать бронзовые ворота.

Это объяснение не понравилось фараону. Он покачал головой и отправил в Мемфис офицера с приказанием ускорить штурм.

– Почему они медлят? – сказал он. – Я думал, что мои солдаты разбудят меня известием о взятии храмов… В подобных случаях быстрота действий – непременное условие успеха.

Офицер уехал, но у храма Птаха ничего не изменилось.

Народ ожидал чего-то, а главарей все еще не было на месте.

Можно было подумать, что чья-то чужая воля задерживает исполнение приказов.

В десять часов утра прибыли носилки с царицей Никотрисой. Досточтимая царица-мать почти насильно ворвалась в комнату сына и со слезами упала к его ногам.

– Что случилось, матушка? – спросил Рамсес, с трудом скрывая раздражение. – Ты забыла, что женщинам не место в лагере?

– Сегодня я не уйду отсюда и не оставлю тебя ни на минуту! – воскликнула она. – Правда, ты сын Исиды и пользуешься ее покровительством. Но, несмотря на это, я умру от беспокойства.

– А что мне угрожает? – спросил фараон, пожимая плечами.

– Жрец, наблюдающий звезды, – ответила со слезами царица, – сказал одной из прислужниц, что, если сегодня… если этот день пройдет для тебя благополучно, ты будешь жить и царствовать сто лет.

– Вот как? Где же этот человек, так хорошо осведомленный о моей судьбе?

– Бежал в Мемфис.

Фараон улыбнулся.

– Как у Содовых озер мы не боялись стрел и камней ливийцев, так сегодня нам не страшны угрозы жрецов… Будь покойна, матушка… Пустая болтовня, даже жрецов, менее опасна, чем стрелы и камни.

Из Мемфиса прибежал новый гонец с донесением, что все обстоит благополучно, но… толпа еще не выступила…

На красивом лице фараона появились признаки гнева.

Тутмос успокоил повелителя:

– Народ – не армия. Он не умеет собираться в назначенный час и не слушается команды. Если бы полкам было поручено занять храмы, они были бы уже там…

– Ты забыл, – заметил Рамсес, – что, по моему приказу, армия должна была не нападать, а защищать храмы от толпы.

– Из-за этого и запаздывают действия, – не без раздражения ответил Тутмос.

– Вот они – царские советники! – вырвалось у царицы. – Фараон поступает мудро, беря под свою защиту богов, а вы поощряете его к насилию!

Кровь ударила Тутмосу в голову. К счастью, адъютант вызвал его из комнаты и сообщил, чго у ворот задержан пожилой человек, который желает говорить с его величеством.

– У нас сегодня, – ворчал адъютант, – каждый хочет попасть прямо к фараону, как будто фараон хозяин трактира…

Тутмос подумал, что про Рамсеса ХII никто не посмел бы так сказать… Но сделал вид, что не заметил этого. Пожилым человеком, которого задержала стража, оказался финикийский князь Хирам. На нем был запыленный солдатский плащ; видно было, что он устал и раздражен.

Тутмос велел пропустить его и, когда они остались одни в саду, сказал ему:

– Я думаю, достойнейший, что, пока ты примешь ванну и переоденешься, я испрошу для тебя аудиенцию у фараона.

Хирам сдвинул седые брови, глаза его еще сильнее налились кровью.

– После того, что я видел, – ответил он резко, – я могу обойтись без аудиенции.

– У тебя ведь с собой письма верховных жрецов к ассирийцам?

– На что вам эти письма, когда вы помирились со жрецами?

– Что ты говоришь, достойнейший? – удивился Тутмос.

– Я знаю, что говорю! – ответил Хирам. – Вы взяли десятки тысяч талантов у финикиян будто бы для того, чтобы освободить Египет от власти жрецов, а теперь грабите нас и убиваете! Посмотри, что творится от моря до первых порогов: повсюду ваша чернь преследует финикиян, как собак, – и это приказ жрецов…

– Ты с ума сошел, финикиянин! В эту самую минуту наш народ осаждает храм Птаха в Мемфисе.

Хирам махнул рукой.