Фараон

Фараон поблагодарил каждого из своих провожатых и в заключение сказал:

– Я бы хотел оказать вам какую-нибудь милость. Требуйте…

Но жрецы равнодушно молчали, а начальник их сказал:

– Прости мне, государь, дерзостъ, но чего мы могли бы пожелать? Наши фиги и финики так же сладки, как плоды и ягоды твоего сада, вода так же хороша, как вода в твоем колодце, а если б нас привлекали богатства, разве у нас их не больше, чем у всех царей?

«Этих я ничем не склоню на свою сторону, – подумал фараон. – Но… я дам им решение чрезвычайного собрания, подтвержденное Амоном».

Глава VIII

Покинув Фаюм, фараон и его свита недели две плыли на юг, вверх по Нилу; их окружали тучи лодок, их приветствовали радостными криками, засыпали цветами.

По обоим берегам реки, на фоне зеленых полей, тянулись ряды крестьянских мазанок, рощи смоковниц, группы пальм. То и дело среди зелени мелькали белые домики какого-нибудь городка или показывался большой город с разноцветными зданиями, с величественными пилонами храмов.

На западе смутно виднелась гряда Ливийских гор, а на востоке – Аравийская горная цепь, которая подступала все ближе к реке, и все яснее вырисовывались ее изрытые желтые, розовые или почти черные скалы, напоминавшие своим видом развалины сооруженных исполинами крепостей или храмов.

Посреди Нила попадались островки, которые как будто только вчера всплыли на поверхность, а сегодня стояли уже, покрытые пышной растительностью, населенные бесчисленными стаями птиц. Когда появлялся шумный кортеж фараона, птицы в испуге взлетали и, кружа над судами, присоединяли свой крик к мощным возгласам народа. Над всем этим высилось безоблачное небо и солнце струило свой живительный свет, в потоках которого даже черная земля приобретала какой-то блеск, а камни окрашивались всеми цветами радуги.

Время проходило быстро и приятно. Сперва фараона немного раздражали эти непрекращающиеся крики, но потом он так привык к ним, что уже не обращал на них внимания и мог изучать документы, совещаться и даже спать.

В тридцати-сорока милях от Фаюма находился большой город Сиут,[108] в котором Рамсес отдохнул несколько дней. Остановиться было необходимо, потому что мумия покойного царя находилась еще в Абидосе, где у гробницы Осириса совершались торжественные моления.

Сиут был одним из наиболее богатых городов Верхнего Египта. Здесь выделывалась знаменитая посуда из белой и черной глины и ткались полотна; здесь был главный рынок, куда привозили продукты из разбросанных в пустыне оазисов. Тут, наконец, находился знаменитый храм Анубиса, бога с головой шакала.

На второй день пребывания фараона в этом городе к нему явился жрец Пентуэр, председатель комиссии, обследовавшей положение народа.

– У тебя есть какие-нибудь новости? – спросил фараон.

– Есть. Весь Египет благословляет тебя, государь. С кем мне ни приходилось говорить, все полны надежд и думают, что твое царствование возродит государство.

– Я хочу, – ответил фараон, – чтобы мои подданные были счастливы и народ вздохнул свободнее. Хочу, чтобы Египет имел, как когда-то, восемь миллионов населения и отвоевал землю, захваченную у него пустыней. Хочу, чтоб трудящийся человек отдыхал каждый седьмой день и чтобы у каждого земледельца был собственный кусок земли.

Пентуэр пал ниц перед милостивым фараоном.

– Встань, – сказал Рамсес. – Надо, однако, признаться, – у меня были часы тяжкой скорби. Я вижу бедственное положение моего народа, я хочу помочь ему, а мне сообщают, что казна пуста. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, что без нескольких десятков тысяч талантов наличными деньгами я не могу решиться на какие бы то ни было реформы. Но сегодня я спокоен: я нашел способ добыть необходимые средства из Лабиринта.

Пентуэр с удивлением посмотрел на повелителя.

– Хранитель сокровищ разъяснил мне, что я должен сделать. Надо созвать общее собрание всех сословий по тринадцати представителей от каждого, и, если они заявят, что Египет находится в нужде, Лабиринт выдаст им ценности… О боги! – прибавил он. – За несколько… за одно из тех сокровищ, что там лежат, можно дать народу пятьдесят дней отдыха в году!.. Трудно придумать, как можно было бы употребить их с большей пользой.

Пентуэр покачал головой.

– Повелитель, – сказал он, – шесть миллионов египтян, со мной и моими друзьями в числе первых, согласятся, чтобы ты почерпнул из этой сокровищницы. Но… не обманывай себя, сто высших сановников государства воспротивятся этому, и ты ничего не получишь.

– Уж не хотят ли они заставить меня просить милостыню на паперти какого-нибудь храма?… – вырвалось у фараона.

– Нет, – ответил жрец, – они будут бояться, чтобы раз тронутая сокровищница не опустела. Они будут подозревать вернейших твоих слуг в желании сделать сокровищницу Лабиринта источником наживы. И тогда зависть станет нашептывать им: «А почему бы и нам не воспользоваться?…» Не ненависть к тебе, а именно это взаимное недоверие и жадность вызовут их сопротивление.

Фараон, выслушав его, успокоился и даже улыбнулся.