— Ваше право, — слегка улыбнулся Юлий Харитон. — Просто я в курсе, что поляк Войтыла довольно сносно знает русский. Насчет его венгерского ничего сказать не могу.
— А вот посмотрим, — почти озорно сказал Теллер.
Он почти сдержал свое слово. Первые фразы он сказал по-венгерски. Папа воспринял такое начало благосклонно, склонив голову в напряженном внимании. Но венгр не собирался мучить папу долго и перешел на английский. Харитон лишь незаметно улыбнулся.
Иоанн-Павел был на редкость приветлив. Он ласково смотрел на двух девяностолетних физиков, подаривших миру сначала атомное, а затем термоядерное оружие. Русской речи он явно порадовался и ответил тремя фразами по-русски. Но ни одного колючего вопроса гостям своим не задал. Казалось, он понимал все. Он сказал несколько теплых слов о Венгрии, Соединенные Штаты назвал цитаделью свободы, а затем остановил задумчивый взгляд на физике из России.
— Не знаю, помните ли вы, дорогой мой гость, что несколько лет назад мы здесь, в храме Петра, провели торжественный обряд посвящения России Непорочному Сердцу Божьей Матери?
— Я этого не знал, — пробормотал Харитон.
— Посвящение России, как и любое посвящение, есть дар и миссия. Это помощь Богородицы и ответственность с нашей и вашей стороны. Живущие в России христиане должны благодарить Марию за дар, в результате которого они теперь могут молиться и открыто жить по вере после долгих лет коммунистической диктатуры.
— О да! — пылко воскликнул Теллер.
— Вероятно, — тихо сказал Харитон.
— Благодарим тебя, Матерь небесная, за то, что Ты, со Своей материнской любовью, привела народы к свободе! — Папа взглянул вверх и перекрестился.
— Ну, не всех еще, — негромко бросил Теллер.
— Не всех, — кротко кивнул папа. — Это долгий процесс. Но мы должны отдавать себе отчет, что через посвящение России Богоматерь дает нам поручение: способствовать тому, чтобы это обращение осуществилось во всей полноте. Будущее мира во многом зависит от нашей свободы, от наших молитв. Мы, католики, своими молитвами о России, возносимыми во время господства коммунистического режима, как могли, способствовали ее обращению. Сейчас, когда появилось больше свободы, мы, увы, слишком мало помогаем русскому народу заново и более глубоко прочитать Евангелие. Нелегко проходит диалог с Русской церковью.
— Угу, — буркнул Харитон. — Понимаю.
— Я не спрашиваю вас, мой друг, — папа мягко улыбнулся, — верующий вы или нет, состояли ли в безбожной вашей партии или нет. Меня это не волнует. И судить вас я не намерен.
— Во так, — сказал Теллер.
— Я всегда был верен высоким моральным принципам, — сказал Харитон.
— Это замечательно, — папа вновь улыбнулся. — Но я не сомневаюсь, что нам всем следует продолжать молиться за Россию. За великую Америку, разумеется, тоже.
Оба гостя молча склонили голову.
Когда они вышли из дворца, Теллер сказал, что хочет со своим русским коллегой немного поговорить. Харитон хотел уклониться от разговора, но Теллер твердо взял его за локоть и, когда они шли вдоль колоннады у собора Святого Петра, усадил на ближайшую лавку. Стояла чудная погода, теплая и безветренная. Ватикан выглядел приветливо, хотя и с оттенком какой-то суровости, даже мрачности.
— Ну что, мой далекий русский друг, мы в таком возрасте, что можем говорить, не таясь. Поздно бояться правды, не так ли?
— А кто ее боится?
— Кто? Вопрос смешной. Папа нас не спросил. Но он все знает. Вот мы оба с вами делали эту злодейскую штуку. И в итоге сделали ее, этот подарок человечеству. Так или нет?
— Что сейчас об этом говорить!
— Был такой писатель Достоевский. Полагаю, вам это имя знакомо.
— Знакомо, — сдержанно ответил Харитон.
— И про бесов наверняка читали.
— Я о многом у него читал, — уклончиво сказал Харитон.
— Понимаю, — иронически скривил губы Теллер. — Всего не прочтешь. Тогда позвольте напомнить. Россия, как и предсказывал этот писатель, под власть этих бесов угодила — целиком и со страстью. Но беда в том, что за сто лет так и не выбралась. Вообразите: главный бес, да с термоядерной бомбой в руке! Крепко? И штуку эту сделали для него вы.
— Неправда, — пробормотал Харитон.
— Неправда в чем? Что сделали? Или что бесу в руки подсунули?
— Все неправда, — тихо сказал Харитон. — Мы защищались… социальные завоевания… нас вынудили…
— Не смешите, коллега. Завоевания! Вынудили! Я, между прочим, бывал в ваших деревнях. Когда приезжал на научные встречи, специально заглядывал. Меня это мучительно интересовало. Но не знаю, насколько русскую провинцию знаете вы. Видели ли плоды великих завоеваний ваших? Нищая страна. Покосившиеся черные избы. Беззубые старики. Осознали ли цену? Вы окопались в своем сверхсекретном городе и носу не кажете. И взгляд ваш на мир — искаженный, если не сказать ложный.
— Неправда, — еще тише произнес Харитон.
— Правда, правда, — грустно улыбнулся Теллер. — Но вы даже себе признаться не в состоянии.
— У нас была трудная обстановка.