Фантомный бес

Сама она уже редко вылезала в магазины. Да и полки там были пусты. К праздникам ей приносили продуктовые заказы. Батон копченой колбасы. Баночка сайры. Две банки зеленого горошка. Пачка югославского печенья, необыкновенно вкусного. Она принимала это благосклонно, даже заметно радовалась. Но в будни все же иногда выходила. Ведь двигаться надо. До ближайшего магазина ходьбы минут десять. Когда болели ноги, выходили все пятнадцать. Магазин, длинный и унылый, пропах селедкой и гнилой капустой. В мясном отделе на лотках вместо мяса лежали какие-то белесые кости. Но ее это не трогало. Она покупала бутылку растительного масла, рожки-макароны или лапшу, пачку индийского чая второй сорт, картонку кефира (если он оказывался в продаже), иногда немного сыра. Ей этого хватало.

Дома включала телевизор и вглядывалась в нового лидера страны. Он ей почему-то нравился. После череды мало симпатичных морд (а то и харь) она впервые увидела лицо. И глаза с человеческим блеском. Но куда это все приведет, она не понимала. Ей хотелось надеяться. Но надеяться было поздно. Память у нее была цепкая, но вспоминала она далеко не все. И не всех. Морриса Берга вспоминала с удовольствием. И еле заметная улыбка слегка оживляла ее лицо. Но особенно часто она вспоминала короткую дружбу с Яшей Блюмкиным. Это был такой растревоженный нерв. Болезненный, мучительный. Но и немного украшенный обрывками чудных стихов.

Вот и сейчас она брела в магазин, а в голове плясало «В море царевич купает коня…». Он и был царевич. Этого тогда она не понимала. Поняла куда позже.

Автобуса она не видела. Он налетел, как порыв ветра. Только ветер этот был из железа, резины и стекла. Ее сильно ударило и поволокло куда-то. Но ничего этого она уже не чувствовала.

Слышит царевич: взгляни на меня…

Царевич, ты ли это? Я бы взглянула…

Налетело облако, и все исчезло.

«Осенние сумерки Чехова…»

Шамиль Гумеров спросил у Завады:

— Олег, ты ведь слыхал о Фатимском чуде?

— О чем о чем? — удивился Олег.

— О явлении Божией Матери португальским пастушкам летом семнадцатого… Она предупредила о бедах, которые грозят России и всему миру.

— Нет, — прошептал Олег. — Я ничего об этом не знаю.

— Ну да, — сказал Шамиль. — У нас об этом запрещено не только писать, но даже и упоминать.

— Но почему? — наивно спросил Олег.

— Почему! — усмехнулся Шамиль. — Сам подумай.

А затем обстоятельно изложил те подробности, которые знал.

— Дико интересно, — сказал Олег. — Но насколько мы, люди образованные, должны этому верить?

— В подвалах Ватикана, — сказал Шамиль, — груды подлинных свидетельств об этом. Но святые отцы приоткрывают их очень скупо.

— Они чего-то опасаются?

— Их осторожность понять можно. Для просвещенного двадцатого века это отдает таким средневековьем, при этом тревожно и даже как-то взрывчато. Дурацкой шумихи они не хотят. А дать грамотную, взвешенную интерпретацию — кто на это был способен? Тем паче в те годы происходящее в России не казалось-то угрожающим… Скорее наоборот — социальная революция, народ проснулся, выбрал путь к свободе, миру и прогрессу… Ура, аплодируем! И что — отцам-католикам надо было готовить послание в Москву, этим прожженным атеистам? Дескать, берегитесь. Дева предупреждает…

— Смешно.

— Вот именно. Ты, кстати, обращал внимание, что все значимые точки России идут двенадцатилетним циклом?

— В смысле?

— Смотри сам. 5-й год, 17-й… затем 29–41—53—65…

— А в 65-м что?

— Ну как же, воцарение Брежнева. Годом раньше они свергли Хрущева, но надо было окрепнуть именно Ильичу.

— Похоже. А в недавнем 77-м тогда что?

— Ну как же… В Кремле случился тихий переворот. Или ты не заметил? Пришло так называемое коллективное руководство. У Брежнева деменция, челюсть при зачтении докладов отваливается. Но царедворцы прятались за этого несчастного старика, потому что боялись перемен. Даже намека на них.

— Ну, так особых перемен и не случилось.

— Пока.

— Ага, значит, нам остается дождаться 1989-го, так, что ли? Осталось недолго.

— Посмотрим, — загадочно улыбнулся Шамиль. — Но, насколько я могу судить, опасения Девы Марии за Россию проявлялись именно в эти годы.

— Серьезно? Что, и в 1941-м было?

— Представь себе. И будто бы папа Пий XII отреагировал каким-то специальным ритуалом.

— Невероятно.

— Я не склонен слишком уж впадать в священный трепет. Но знать это надо.

— Поразительно! — сказал Олег. — Но почему это случилось в Португалии? Какая связь с русской темой?

— Полагаю, потому — что это другой полюс христианской Европы. В 17-м году он максимально был удален от полей, где шли тяжелые битвы и мир был готов расколоться. Проведи на карте Европы прямую от Москвы через Варшаву, Прагу, Берн и Мадрид — и попадешь в Португалию, где городок Фатима. А добавь линию Лондон — Рим — и получишь почти идеальный крест. Все это — удивительный символ. Некий тайный намек.

— Занятно, — сказал Олег.

— А возьми по-другому, — продолжал Шамиль. — Именно на Пиренеях был рожден Дон Кихот. В Российских равнинах столетия спустя — князь Мышкин. Ты где-нибудь еще найдешь похожие фигуры?

— Крайне любопытно, — сказал Олег.