Обед был восхитителен, ледяная водка вкусна. Лиза, не часто устраивающая подобные вылазки, не могла этого не отметить. Ну а Мо-Ник был просто в восторге. В его темных волосах она увидела немало серебряных нитей, но импозантен он был, как и прежде. При этом обходителен, безукоризненно вежлив, с умело вплавленной ноткой светлой грусти.
С погодой повезло, и они непринужденно уселись на скамейке в конце Страстного бульвара. Мо-Ник достал из кармана какую-то фитюльку, нажал кнопку. Загорелся бледно-зеленый глазок.
— Что это? — спросила Лиза.
— Мне говорили, что в Москве все садовые скамейки оборудованы прослушкой.
— Так уж и все?
— Не знаю. Но в этой, слава богу, нет точно.
— Чудненько. Ну, так рассказывайте, чем я могу вам помочь?
— Дорогая Лиза, — Мо-Ник сделался серьезным. — Вы, должно быть, знаете, что одна из моих тем — атомы. Бомбы, станции, подземные испытания…
— Догадываюсь, — сказала Лиза.
— Общая ситуация по этим вопросам в России нашим специалистам понятна. Но остаются мелкие детали, иные из которых могут обернуться сюрпризом.
— Детали. Понимаю.
— Вот сюрпризов бы не хотелось. Паритет есть паритет. Есть данные, что некоторые ваши высшие военные, несколько озабоченные военной гонкой, хотели бы нам кое-что передать. Некие документы. Но пока нет надежных каналов.
— Даже так? Интересно. Смелые люди. Сведения достоверны?
— По нашим оценкам — вполне. Но и мы в ответ готовы приоткрыть кое-какие свои тайны. Как раз в интересах паритета.
— Приоткрывайте. Лидеры наших стран говорят о возможной встрече. Удобный случай для подобных обменов. При чем тут я?
— Лиза, дорогая. У политиков свои отношения, а у спецслужб свои. И вы отлично это знаете. Нам гораздо легче поладить, мы уважаем и ценим друг друга. И, как правило, не сдаем даже врага. Разве не так?
— Это так, — подтвердила Лиза.
— В последнее время контакты наши сильно обтрепались. Если мы восстановим доверительные отношения, то выиграют все. Ведь не только колючками и шипами нам обмениваться, согласитесь.
— Соглашаюсь.
— Меня уполномочили восстановить нормальные, действующие каналы между нашими разведками. На вас, Лиза, большая надежда.
— А вот это напрасно. Я в отставке, давно на пенсии. Ни связей, ни влияния у меня не осталось.
— Даже так? Разве бывают бывшие разведчики?
— Еще как. Но если я вдруг начну шевелиться, то меня, скорее всего, поднимут на смех. А дальше дело может обернуться кутузкой. И это очень вероятно. Для меня, разумеется. У нас есть правило — не вылезай!
Мо-Ник долго молчал.
— Понимаю, — наконец сказал он. — Вот что значит — разные миры. А казалось, бывшие союзники.
— Вот именно, казалось.
— Не слишком ли мрачен ваш мир? Как-то у вас все это жестко. Кстати, пройдясь по городу и спустившись в метро, улыбок на лицах людей я почти не увидел.
— Погодите, дорогой Мо. Вы о чем? Улыбки? Они придут. Вы не могли не заметить, что страна на подъеме. Да, пока бедно, но вектор очевиден. Люди свободнее дышат. А идеалы наши… Что тут говорить… Присмотритесь, глаза у людей светятся. У молодежи особенно. Все сплошь романтики. В тайгу! Во льды! В глубину океана! А у вас там, хоть вы и трижды богаче… Знаю, видела. Что говорить о низах. Даже интеллигенты ваши, профессура, художественные круги, кажутся нам непролазными мещанами. Интересы узенькие. Небесный горизонт низок. А часто его вообще нет. А ведь соревнование идет не по бомбам и ракетам, оно строится относительно очень высокого, очень человечного принципа. По сути, решающего. Стоит вопрос о будущем человека как существа свободного и творческого. И в этих замыслах и планах, поверьте, мы впереди.
— Да, — задумчиво сказал Моррис Берг. — Да. Я знал, что будет непросто.
— А кто сказал, что будет просто?
— Да, — повторил Берг. Он смотрел вдаль бульвара, на одиноких прохожих. — Ну что же, кетчер, — пробормотал он, — ты разучился ловить мячи.
— Что? — улыбнулась Лиза. — Кетчер не ловит мячей? Не поверю.
— Знаете, Лиза, в бейсболе когда-то меня считали непревзойденным стратегом. Да, было дело. Но это позади. Стратега больше нет.
— Оставьте, дорогой Мо! Я вам скажу, где действительно стратегии не видно. Шпионская суета, нервные всхлипы генералов, напыщенные, пустые, хвастливо-грозные речи лидеров больших стран — вот откуда стратегия испарилась. Боюсь, навсегда. Тактика еще угадывается, но — бескрылая, жалкая, до ближайших выборов. Ни к чему хорошему привести она не может. Нельзя сегодня браться за масштабные вопросы, если нет понимания, куда и зачем движется человеческий род в целом. У людей на планете ныне общий дом. Взорвать его мы уже способны, но для чего он строился сотни, даже тысячи лет, и в чем высшие цели его обитателей — вот этого осознать мы не в силах.
— Вот это да! — Моррис Берг смотрел на собеседницу чуть ли не с восхищением. — Какие глубокие мысли!
— Это не мои мысли, — устало сказала Лиза. — Просто у меня много времени. И я много читаю.
Они помолчали немного.
— Кстати, Лиза, — встрепенулся вдруг Берг. — Я вам не рассказывал, откуда мои корни?
— Не припомню такого, — отвечала Лиза.