Фантом

Я бросаю мимолетный взгляд на два пустующих места. Возле Джесса и справа от Ника. Он кладет руку на спинку свободного кресла, сжимая пальцами бордовую потертую обивку. Я чувствую, стоит сесть с ним рядом, но щеки покрываются предательским румянцем. Чтобы скрыть смущение, принимаюсь раскладывать тарелки, пытаясь потянуть время. Кто-то неосторожно задевает меня локтем.

– А мне кажется, все это глупости, – протолкнувшись мимо, Рейвен деревянно опускает на стол банку с ложками. Те, подпрыгнув, звенят. – Все это придумали маркетологи, чтобы втюхивать наивным идиотам всякую чепуху. Это просто гормоны. Их можно контролировать.

Она бесцеремонно плюхается около Ника, а я стискиваю зубы, браня себя за нерешительность, и с досадой сажусь напротив.

– Как и чувства? – вдруг вмешивается Шон. – Их тоже можно?

Арт посылает мне многозначительный взгляд, который невозможно не заметить, и, сделав дугу глазами, возвращается к Рейвен.

– Бьюсь об заклад, ты терпеть не можешь зимние праздники, – говорит он. – От Рождества и заканчивая Днем Всех Влюблённых.

– Очевидно.

Она пододвигает тяжелое блюдо к себе и накладывает несколько дымящихся клубней на тарелку.

– Ты не ответила на мой вопрос, – вдруг настаивает Шон.

– Разумеется, можно, Рид, – отвечает девушка с набитым ртом. – Жаль, учимся мы поздно. Приходится потом терпеть последствия. Кто готовил? Это так вкусно.

– Я, – подобрав то, что вывалилось, и затолкав в рот, отвечает Арт.

– Серьезно, ты? Это же просто божественно!

– Не веришь? – изгибает он светлую бровь. – Детка, разве я стал бы лгать о чем-то столь святом, как еда?

Все одновременно смеются.

– Ник говорил, что Виола готовит не очень, но ни разу не упоминал, что Кавано – прирожденный повар, – не унимается Рейвен.

– Он жаловался, что я не умею готовить? – Я поднимаю взгляд на Ника. Он не удостаивает меня ответным, разглядывая содержимое тарелки, но уголок его рта дергается.

– Еще бы, – фыркает Рейвен, облизнув кончики пальцев. – Было там что-то про стрихнин, но я не запомнила.

Я умолкаю, делая вид, что не слышала, но в глубине души усмиряю желание наподдать Нику как следует, и даже синяки на его лице не смогут заставить меня смилостивиться.

– Вот я люблю еду, поэтому и еда любит меня. У нас это взаимно, – отшучивается Арти.

А я тихо бурчу, превращая картофель в пюре вилкой:

– Куда ж без взаимности, – думая совершенно не о том, что лежит на моей тарелке.

 

Расходимся мы далеко за полночь, нарушив все мыслимые и немыслимые правила дневного распорядка. Свобода от дежурства означает мытье посуды, так что, сложив в стопку тарелки и водрузив на поднос, я оборачиваюсь в поисках чего-то, чем эту гору можно перемыть.

– Арти, куда ты бросил мыло? – раздраженно кричу я. Терпение меня к этому моменту оставляет, и торчать еще час на кухне нет ни сил, ни желания.

– Все там, на месте.      Так как «там, на месте» в случае Арта может означать «где угодно во вселенной», я решаю даже не предпринимать попытки выяснить и сэкономить время, как вдруг раздаётся голос Ника.

– Веснушка...

Я застываю, не дыша. Он никогда не называл меня так здесь, в реальности. 

– Иди сюда, кажется, я нашел то, что ты искала.

Я оборачиваюсь в ту сторону, где Ник, придерживая рукой дверь, кивает на стоящую за ней коробку.

– Как ты меня назвал? – ошарашенно спрашиваю я и подхожу ближе. Все претензии, что я хотела ему высказать час назад, застревают в глотке.

Ник медленно опускается на корточки, достает из кучи хлама флакон со средством для мытья посуды, также медленно поднимается, держась за стену, и ставит его на поднос.

– Это же очевидно. Возможно, я тебя удивлю, но посмотри в зеркало, – он разворачивает меня лицом к треснутому стеклу, в котором в этот момент отражаемся мы оба, – или у тебя со зрением проблемы?

– Нет.

На моем лице появляется глупая улыбка, от которой сводит скулы, а следом за ним и сердце. Он ничего не помнит, но на ощупь, в темноте, все равно идет той же дорогой, прямо ко мне. Ник в ответ тоже растягивается в ухмылке.

– Вот это да, – приподняв бровь, удивляется парень. – И даже ни слова в ответ?

Его улыбка становится шире, и в отражении мелькают острые клыки, слегка выступающие за линию зубов. Всего секунда, но перед глазами проносится, как он прихватывает ими мои губы, прижимаясь во влажном поцелуе. Я крепко зажмуриваюсь и тут же открываю глаза. Откуда такие мысли?

– Иди, – говорит Ник, подталкивая меня к двери, и не глядя больше в мою сторону, возвращается к парням, а я впервые ловлю себя на том, что отступаю, как не отступала в спорах с ним никогда.

Если раньше мы цепляли друг друга, стоило только случайно пересечься, это было столпом порядка, чем-то незыблемым, на чем держались наши взаимоотношения, теперь же в голове засело навязчивое чувство вины, что доверься я ему в тот раз, ничего этого бы не случилось. И тогда пропасть между Ником, который бы не ушел, не был бы ранен и не ненавидел меня, и тем, о котором я читала, была чуть менее ощутима.

Внутри, в самом сердце так ярко щемит, так горько-сладко ноет от этой смеси прошлого и настоящего, что становиться трудно дышать.