Это снова все тот же Ник. Угрюмый, нескладный, словно собранный из сплошных углов, на каждый из которых можно нечаянно напороться, всего лишь неосторожно приблизившись. И одновременно абсолютно новый, незнакомый, которого хочется узнавать и узнавать ещё целую вечность. От каждого шрама на тонких пальцах до оттенка глаз, меняющих цвет в зависимости от шкалы настроения от гадкого до фантастически ужасного.
Теперь же я смотрю на него не как на головоломку из шипов, а как на тщательно собранный из мелких деталей механизм, идеально функционирующий в своей нетипичной для привычного мира сущности.
То, что я называла скрытностью, оказалось попыткой спрятать ото всех то, что дорого, как он прятал воспоминания. Сарказм и вечное недовольство – корпусом, защищающим тонко чувствующее сердце, а бунтарский облик – попыткой сопротивляться правилам, которым он не умел подчиняться в общем-то никогда.
Я не знаю, в какой момент образ невыносимого типа пошел трещинами, а когда раскололся окончательно, но вдруг понимаю, чего не хотела бы теперь точно – так это возвращать Ника из дневника.
Потому что мне нравится и этот.
Глава 8. Я иду искать
Сегодняшнее утро снова началось с крика. В спальню ворвались звуки спора, а следом, как две чёрных всклоченных птицы, их хозяева.
– Я принял решение и менять его не буду, – заявил Ник и, заметив меня, примостившуюся на краешке подоконника, понизил голос до шипения. – Я не хочу провоцировать бойню. Мы улетаем через неделю.
– Коракс разрушил твою жизнь, убил…
– Хватит, – он вскинул руку, словно предупреждая. – Мне до тошноты надоело воевать.
– Вот только твои глаза говорят обратное.
Его лицо заострилось, как лезвие ножа.
– Все, чего я хочу, так это убраться подальше, имея гарантии, что никого из них не тронут. Этот компромат у меня есть. Джесс нашел человека, который сделает вам паспорта. Получишь документы, и наш уговор выполнен. Иди куда захочешь. Мне плевать.
Рейвен хмуро оглядела комнату, выискивая чьей заручиться поддержкой, но кроме меня, тихо сидящей на подоконнике, никого не обнаружила. Бесцеремонно сдвинув мои ноги в сторону, она уселась на противоположный край и уставилась, как ястреб.
– Разве этот ублюдок не должен ответить за свои поступки? – сложив руки на груди, спросила она. Судя по всему, под «этим ублюдком» подразумевался мой отец. Подлый ход. Но что поделать, люди используют чужую боль, когда все прочие попытки исчерпаны. – Ответь мне, о принцесса из заколдованного замка, ради которой полегло не одно поколение принцев.
Ник устало посмотрел на меня, словно извиняясь за бред, что несла Рейвен, но промолчал. И хотя меня обуревало чувство ужасной несправедливости, все, что я сделала – опустила книгу и тихо ответила: – Может, хватит устраивать представления, мы же не в театре.
– О нет, мы именно в нем! – возразила Рейвен, а потом произнесла скорее как утверждение, чем вопрос: – Тебя бесполезно спрашивать, да? – И промаршировала к выходу, так и не дождавшись ответа. Хотя, если честно, вряд ли я бы нашла, что ей сказать. Следом за хозяйкой в дверном проеме исчез длинный хвост черной ткани.
***
– Первое, что стоит усвоить, когда рядом враг – не показывай своего присутствия. Спрячь Эхо так глубоко, как будто его не существует вовсе, – говорит Рейвен, прохаживаясь вдоль края сцены черной тенью. Она где-то откопала кожаный плащ, и от каждого шага он развевается за спиной, как у героев старых американских комиксов. Судя по тому, как девушка обхватывает себя руками, эпатажа от него больше, чем тепла. – Точно также, как ни звука не должно сорваться с губ, ни одна мысль не должна улизнуть из ваших дурных голов.
Я сосредотачиваю внимание на перекладине над сценой, чтобы очистить разум, хотя от этих тренировок хочется выть в голос. Пока Ник шел на поправку, мы занимались с Рейвен по несколько часов в день, раз за разом повторяя простейшие действия. Но только у меня одной ничего не получалось.
– Ты сдаешься? – каждый раз спрашивала она, подкрепляя свои слова парочкой упрёков вроде «Папочка тобой будет недоволен» или «Может, оно у тебя глухо-немое?» К концу занятия казалось, ни ее, ни моего терпения не хватит больше ни на минуту; я молилась, чтобы эта пытка окончилась, но пересидеть ее из принципа не вышло ни разу.
– Легко ей говорить, – наклонившись, шепчет Шон. – Только я разберусь, как этот механизм устроен, тут же появляется еще какая-нибудь аномальная ерунда, и снова ничего не ясно. – Эй, не спи! – толкает он коленом Артура, который растекся по креслу, наполовину с него сполз, откинув голову на мягкую спинку.