Фандом 2.0

– Кто мог это сделать? – спрашивает Кейти. – Кто знает, что отметины на коже видны в обоих мирах?

Глядя на букву «Э» я радостно улыбаюсь.

– Только Элис. Она хочет нам что-то сообщить. Наверное, о третьей книге. Похоже, завтра в полночь нам надо пойти в ближайший банк.

Кейти хохочет.

– Ах ты чудо яйцеголовое! Не в банк, а на станцию метро.

Глава 21

– Элис —

Я просыпаюсь рано. Всю ночь мне снилась кровь и ножи. Едва встав с кровати, ощупываю тайник за батареей. Нож на месте. Я завернула его в розовый шёлковый шарф и затолкала подальше. «Сердце-обличитель» бьётся совершенно спокойно, что бы ни писал Эдгар Аллан По. Одевшись, я прячу свёрток в боковом кармане сумочки. Наверное, можно было бы просто вымыть нож и положить обратно в ящик на кухне, но в детективах, которых я в последнее время пересмотрела, пожалуй, слишком много, обязательно находится способ отыскать нож по оставленному разрезу. А потому этот нож у меня на кухне больше не появится. Я уношу его из дома. Мне пришлось вырезать несколько слов на руке Виолы, но я не собираюсь вспоминать об этом всякий раз, когда мне захочется разрезать яблоко.

Выйдя из дома, я сворачиваю в узкий проулок, куда выставляют ящики с мусором. Вскоре попадается и то, что мне нужно. Ящик почти до отказа заполнен мусором, крышка приподнята. Поблизости никого, а из окон меня не видно. Быстро разворачиваю шарф, осторожно засовываю нож в пластиковую коробку, торчащую из мусора, и запихиваю её подальше вглубь, стараясь не испачкаться о край ящика.

Избавившись от ножа, я вздыхаю с облегчением. Ещё бы протереть руки антисептиком… Завтра мусор заберут, и нож навсегда исчезнет из моей жизни.

Дэнни я дожидаюсь снаружи, у кафе. Машины медленно ползут мимо, окна опущены. Жарко. Доносится вещание сразу трёх радиостанций, перекрикивающих друг друга. Мне не по себе. Вчера вечером я изрезала руку своей лучшей подруге. И тот, кто рискнёт назвать меня чокнутой психопаткой, окажется недалеко от истины. Сердце будто сжимает чья-то холодная рука. В проезжающем двухэтажном автобусе я вижу своё отражение: тёмные очки, кепка и толстовка с капюшоном – вылитая знаменитость, сбежавшая из центра реабилитации, проще говоря, из психушки. Я даже губную помаду дома оставила. Мама пришла бы в ужас, заметь она меня сейчас.

Вот и Дэнни. Я раньше не обращала внимания на его походку. Он шагает легко, как будто у него вместо суставов хорошо смазанные шарниры. От одного взгляда на старого друга становится легче.

– Отлично выглядите, агент Чайлдс, – с улыбкой приветствует он меня.

– Я пыталась слиться с толпой, но, пожалуй, переусердствовала и добилась прямо противоположного результата.

– Может, снять кепку? – советует Дэнни.

Я хватаюсь за голову.

– Но это же главный аксессуар, на ней держится весь образ.

Дэнни смеётся.

– Нет, я серьёзно, – продолжаю я, вдохновлённая его доброй улыбкой, – она приковывает взгляд, что и требуется.

– Ладно, договорились. Оставь кепку. Тогда сними очки. Кепка плюс очки, и ты похожа…

– …на Бритни две тысячи седьмого года выпуска.

Он ухмыляется.

Я снимаю очки, и Дэнни одобрительно кивает. Мы заходим в интернет-кафе. Стены выкрашены светло-зелёным, повсюду суперсовременные столы и компьютеры. Однако пахнет здесь кофе и печеньем, несмотря на длинные ряды компьютерных мониторов. Мы садимся за столик у дальней стены, в углу, откуда хорошо видно весь зал.

– И что дальше? – шёпотом спрашиваю я Дэнни.

Он невозмутимо пожимает плечами.

– Ждём, пока он не опубликует новое сообщение. Я не могу отследить с какого компьютера это будет сделано. Но если он будет здесь, то мы просто пробежим по залу и посмотрим, кто над чем работает. Так и выясним, кто он такой.

Заказав кофе, мы ждём, гуляем по веб-страницам, болтаем о любимых фильмах, книгах, о том, что нас больше всего злит и раздражает. О самом простом и обыкновенном. Люди вообще склонны недооценивать самое обыкновенное. Стоит мне упомянуть о родителях, Дэнни рассказывает о старшем брате.

– Мои родители развелись несколько лет назад, после смерти брата. Отец ушёл. Наверное, мы с мамой слишком ярко напоминали ему, что он потерял. Понимаешь?

– Твой брат умер?

Он кивает, отводя глаза.

– Да. Я был совсем маленьким, а он всего на пару лет старше. Честно говоря, я его почти не помню.

– А что ты помнишь?

– Всякие мелочи. То, что не сфотографировать на память. Например… он обожал шоколадки с вафлями, и от него всегда пахло Рождеством. – Дэнни поджимает губы. – И если я мёрз, он всегда укутывал меня пледом. Таким я его и помню – улыбающегося, с клетчатым пледом в руках.

– Дэнни, мне очень жаль. Как это грустно.

– Да. Но иногда я о нём забываю. Странно, правда?

– Нет, – коснувшись его руки, отвечаю я, – ничего странного тут нет. – Мы долго молчим. Слишком долго… так что мне хочется нарушить эту тишину, сказать хоть что-нибудь. – Ты видишься с отцом?

– Да, и часто. Он у меня классный.

– А мне бы хотелось, чтобы мои родители развелись, – вдруг говорю я.

Дэнни искоса бросает на меня удивлённый взгляд, произнося:

– Разве можно такое говорить вслух?