Фалько

– Тут вот еще что… – сказал брат. – Они тоже хотят участвовать.

Фалько полуприкрыл глаза, оценивая вкус коньяка. Потом качнул головой и очень медленно поставил стакан на стол.

– Даже и речи быть не может.

– Они ведь уже были там. Сильно рискуя.

– Ну и хватит с них.

– Они могут быть полезны как прикрытие. Необязательно лезть в тюрьму. А оружием они владеют.

– Да, мы и стрелять умеем, и гранаты метать, – подтвердила Кари. – Хинес нас научил. А Ева прекрасно водит машину.

Та облокотилась о стол, а ладонями подперла подбородок. В пальцах у нее дымилась сигарета.

– Это правда, – сказала она. – Я разбираюсь в автомобилях.

Фалько задумался. О собственном опыте. О личных воспоминаниях. Ему случалось убивать по вине женщин или за них. Женщины облегчают дела такого рода. Не имеет значения, насколько они преданы делу, или полны решимости, или за что там еще они склонны ценить себя. Глуша и перекрывая любой расчет или резон, вмешиваются – и самым опасным образом – древние инстинкты. И совершенно неважно, что движет мужчиной – тщеславие, желание властвовать, стремление защищать или более возвышенные чувства вроде нежности, жалости и даже любви. Оказавшись в экстремальной ситуации рядом с женщиной, редкий мужчина сумеет не поддаться основному инстинкту – оберегать. И оттого он становится неосторожен. И, следовательно, уязвим. А вслед за тем уязвимы становятся и женщины. В итоге опасность грозит всем.

– Сколько всего будет людей, не считая тех, кто высадится на берег?

Ева и Кари смотрели на него, как и прежде, выжидательно. Он глотнул коньяку, чтобы не встретиться с ними глазами.

– Девочки и еще один наш товарищ могут караулить на берегу и подать сигнал судну.

– Что еще за товарищ?

– Он из Аламы, молоденький, но очень надежный! Студент, зовут Рикоте. А мы с тобой тогда могли бы примкнуть к штурмовой группе… А? Как тебе такой вариант?

Фалько по-прежнему старался избегать взглядов Кари и Евы. Ясно одно, подумал он: людей мало.

– Годится, – сказал он наконец. – Но они к тюрьме не пойдут – останутся на берегу.

По комнате прошелестел явственный вздох облегчения. Только теперь, подняв голову, Фалько наткнулся на пристальный взгляд Евы, как-то странно смотревшей на него сквозь спирали табачного дыма.

– Сколько человек должно высадиться? – спросил Монтеро.

– Мне сказали – десятка полтора… Все люди обстрелянные, умелые. Отобраны в фалангистских центуриях, воюющих на передовой.

– А когда?

– В полночь. До Аликанте девять километров. У нас полтора часа на все про все – выгрузиться, добраться до тюрьмы и вернуться на берег.

– Ты знаешь это место?

– Нет, только на карте видел.

На своей карте – старой, военной, топографической – Монтеро показал узкую полоску земли у самого берегового уреза.

– Вот. Это здесь – на северной оконечности мыса Санта-Пола. Видишь? Место называется Ареналь. Сосновая роща в котловине и берег с дюнами. Сосны доходят чуть не до воды.

– Чтобы попасть туда, придется пройти через какую-нибудь деревушку?

– Нет. От магистрали Картахена – Аликанте идет вбок грунтовая дорога до самой этой рощи. Очень незаметно.

Фалько взял «Муратти», легонько постучал ею по стеклу циферблата и закурил ее с той стороны, где напечатана марка сигарет. Он всегда поступал так – чтобы сигарета сгорала именно с этого конца и следов оставалось как можно меньше. По окуркам нетрудно вычислить курильщика. Обычно он употреблял другой сорт, но привычка сделалась почти рефлексом. Да он и сам в немалой степени был набором хорошо скоординированных рефлексов. Они помогали сохранять здоровье и голову на плечах. Стрельба по неподвижной мишени – не вполне то же самое, что по движущейся.

– Мне сказали, вы приведете еще нескольких человек.

– Да, – кивнула Кари. – У нас есть надежная группа – ребята готовы на все. Трое товарищей из Мурсии на грузовике: двоюродные братья Бальсалобре и штурмгвардеец Торрес.

– До сих пор мы держали их в резерве, – сказал Хинес, – но вот теперь их время пришло.

– Они знают цель операции?

– Нет. Но они – люди дисциплинированные и пойдут, куда скажут.

– И этому гвардейцу вашему тоже можно доверять?

– Целиком и полностью. Таких в движении называют «старая рубаха».

Фалько, зажав во рту дымящуюся сигарету, мысленно фиксировал все предстоящее. Кроме плана тюрьмы, нужного для десанта, у него не было ни единого клочка бумаги, связанного с операцией. Он давно уже ничего не записывал, а если все же приходилось, делал лишь краткие заметки, да и те уничтожал, едва запомнив. Лишние бумаги в кармане легко могут погубить человека. И в тот день, когда откажет память, придется менять профессию. Или сделать так, чтобы тебя ликвидировали как слабоумного.

– Вместе со штурмовой группой нас двадцать четыре человека, считая этих сеньорит, – сказал он. – Негусто.

– Больше взять неоткуда. Потому-то нам и нужны Кари и Ева… И все равно нас не двадцать четыре, а двадцать три.

– Это почему же?

Вопрос повис в воздухе – в этот самый миг в комнату ворвалась бледная и дрожащая сеньора Монтеро. У подъезда остановилась машина, сказала она. Боже мой. Оттуда вылезают люди с оружием.

– Они идут сюда?