F20

Милена Львовна разрешила мне не убирать в квартире. Вместо этого мы до вечера придумывали записку, которую я, уходя, бралась подбросить на стол вахтеру. Я предлагала сразу задать ласковый, дружелюбный тон и обратиться к вахтеру: “Дорогой Павел Петрович!” Милена Львовна опасалась, что такое начало вахтера испугает, потому что в нем явственно звучат собственнические нотки, а также неприкрытый сексуальный призыв. Сошлись мы на “уважаемом Павле Петровиче” (я, правда, говорила, что это отдает какой-то официальной запиской, прикрепленной на дверь туалета и сообщающей о потере паспорта, но Милена Львовна уверяла, что “уважаемый” – старая добрая классика и Павлу Петровичу будет приятно обнаружить, что кто-то еще его уважает, несмотря на то что он заканчивает свои дни на бесславной подъездной вахте).

По следующему пункту содержания записки мы бились с Миленой Львовной минут сорок. Время, которое “Крылья ангела” рекомендовали мне у нее провести, давным-давно истекло. Бабка, задавленная своей беспочвенной паникой, требовала, чтобы записка была “милой и ненавязчивой”, а еще “многозначительной”, чтобы вахтер не менее двух недель носил ее в нагрудном кармане ковбойки, а в особенно томительные моменты доставал и перечитывал. Я втолковывала ей, что нет никакого смысла писать записки, в которых нет конкретного предложения – скажем, выпить вместе чаю, – потому что тонких намеков мужчины в принципе не понимают.

– Ой, нет! – сокрушалась Милена Львовна. – Это будет непристойно!

– Да что же непристойного в том, чтобы выпить вместе чаю! – злилась я. – Вы пожилая, он тоже, вам обоим не с кем поговорить! Что плохого, если вы его пригласите на чай?!

– А если он подумает?.. – с замиранием в голосе шептала Милена Львовна.

– Вот вы и узнаете, что он подумает! Вы же этого хотите, разве нет?

– Но… так быстро…

Тут я поняла, что требуется более весомый аргумент, чем гипотетическое попрание норм приличия чаем.

– Милена Львовна, – сказала я, – вам семьдесят четыре года, у вас есть время на намеки, на замирание над запиской, на мысли об общественном мнении?

Милена Львовна пораженно молчала.

– А он вообще мужчина, – добила ее я. – Сегодня есть, завтра нет. У нас средняя продолжительность жизни мужчин – пятьдесят восемь лет. То, что он до сих пор ползает, это само по себе исключение из правил!

– Ты права, деточка, – сказала Милена Львовна.

В благодарность она захотела накормить меня ужином. Я сказала, что сижу на диете и ем только капусту. Капуста у Милены Львовны нашлась. Вдохновленная моим примером, она решила тоже поесть капусты, потому что в перспективе грядущего сближения с вахтером не мешало бы похудеть. Мы нарезали капусту, потерли в нее морковь, посолили и все это сожрали. Потом я взяла записку, которую Милена Львовна успела надушить пуазоном, спустилась на три этажа вниз и перечитала ее:

Уважаемый Павел Петрович! Мне часто становится по вечерам одиноко, а по телевизору показывают ужасную пошлость. Если вы тоже страдаете от пошлости и одиночества, заходите как-нибудь ко мне на чай. Поразить вас выпечкой я, наверное, уже не смогу, но у меня всегда есть конфеты, которые приносят социальные работники. Если вы точно придете, я могу заказать булочек.

С уважением, Милена. Кв. 611 (на двери нет номера, это от лифта налево).

Я выкинула записку в мусоропровод и на подоконнике сочинила новую, которая гласила:

Дорогой Павел! Это Милена из кв. 611, ваша давняя поклонница. Меня восхищает мужество, с которым вы охраняете наш подъезд и меня в частности, вы – мой герой! Мне так хочется что-нибудь для вас сделать! Приглашаю вас на чай в пятницу в 20:00. Надеюсь, мои булочки вас не разочаруют! Целую, М.

Вахтер сидел за столом и слушал радио по древнему портативному приемнику. Я положила перед ним записку.

– Милена Львовна просила передать, – сказала я как можно более официально и вышла на улицу.

У самого метро мне вдруг позвонил папа. Голос его звучал задавленно и нервно, как будто он боялся, что я могу бросить трубку.

– Юля! – говорил он. – Я все понимаю! Правда! Я… Знаю все! Просто надо нам с тобой поговорить! Я сейчас в клубе… Это на “Филях”. Ты где, Юля?

Я сказала, что подхожу к метро “Смоленская”. Когда папа говорил мне, что “Смоленская” и “Фили” находятся на одной ветке и от метро “Фили” мне надо всего лишь повернуть налево и пройти сто метров по Багратионовскому проезду, у меня было чувство, что он расплачется. Мне не очень хотелось переться на “Фили”, но я сочла, что такое громадное одолжение позволит мне попросить у папы денег. И я поехала на Багратионовский проезд.