Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

разговор с некоторыми из арестантов. С. Ф. Дуров, напротив, и под двуцветной

курткой с тузом на спине казался баричем. Высокого роста, статный и красивый, он держал голову высоко, его большие, черные навыкате глаза, несмотря на их

близорукость, смотрели ласково и уста как бы улыбались всякому. Шапку он

носил с заломом на затылке и имел вид весельчака даже в минуты тяжелых

невзгод. С каждым арестантом он обходился ласково, и арестанты любили его

{4}. Но он был изнурен болезнию и зачастую едва мог ходить. Его ноги тряслись

и с трудом носили хилое, расслабленное тело. Несмотря на это, он не падал

духом, старался казаться веселым и заглушал боли тела остроумными шутками и

смехом.

Но прежде чем коснемся мы отношений "морячков" к содержавшимся в

остроге петрашевцам, сделаем несколько пояснений к рассказам о некоторых

наиболее выдающихся личностях "мертвого дома". Ф. М. Достоевский говорит об

Акиме Акимыче, что он служил на Кавказе прапорщиком и был старшим

157

начальником какого-то укрепления, где он соседнего мирного князька за

сделанное этим князьком ночное на его крепость нападение и поджог ее,

зазвавши, спустя после того несколько времени, в гости, расстрелял... Это был

Белов, есаул Кавказского казачьего войска, который, по его рассказу "морячкам", временно заведовал одной из пограничных казачьих станиц, вообще по тому

времени укрепленных. На станицу эту никто не нападал и ее не зажигал, но из-

под стен ее горцы угнали выпущенный казаками на пастьбу скот. Произведя под

рукой дознание и узнав, что это сделали мирные горцы, жившие по соседству, он

зазвал семь человек из числа наиболее влиятельных среди этих горцев лиц к себе

в гости и не расстрелял, а повесил их на гласисе укрепления. Вот за это-то его

судили и сослали на каторгу, а если бы он расстрелял князька за нападение и

поджог крепостцы, то он скорее бы получил награду, а не кару в высшей мере.

Присланный за отцеубийство дворянин был подпоручик Ильин {5}, служивший в

Тобольске в линейном батальоне. По решению суда, за дурное поведение он был

приговорен к разжалованию в рядовые, а по обвинению в отцеубийстве, за

неимением достаточных доказательств, суд полагал оставить его в сильном

подозрении. Но император Николай Павлович, на утверждение которого

восходила конфирмация военного суда, изволил положить резолюцию:

"Отцеубийца не должен служить в рядах войск. В каторжные работы на двадцать

лет". Художник - доносчик и друг плац-майорского денщика Федьки - был

Аристов {6}, когда-то принадлежавший к кучке золотой молодежи. Прокутив в

молодости состояние и исподличавшись потом на добытии средств, он поступил в

сыщики. Здесь, желая сделать поскорее карьеру, оговорил до десятка неповинных

людей в противоправительственном заговоре, и когда оказалось по

расследовании, что это все ложь, понес то наказание, которое злоумышленно

готовил другим. Поляки, пользовавшиеся наибольшими симпатиями в остроге, были Мальчевский и Жуковский {7}, сосланные в каторгу за участие в польском

жонде. Первый принадлежал к числу богатых помещиков, владел несколькими

имениями и был, как говорили, "паном-маршалком". Ненависть его к русским не

знала границ, но он был весьма образованный и тактичный человек, который и в

среде нелюбимых людей имел вес и силу авторитета. Второй был профессор

упраздненного Виленского университета, фанатик польской идеи, но, как человек

и христианин, действительно заслуживал полного уважения {8}.

От караула при остроге требовали по тому времени большого внимания,

энергии и бдительности. Он должен был не только сопровождать арестантов на

работы, но и следить за ними во время их нахождения в остроге. Утренняя и

вечерняя поверка личного состава, наблюдение за чистотой и порядком в

казармах, за недопущением проноса вина, табаку, карт и других запрещенных

предметов, за тишиной и спокойствием среди заключенных, нечаянные осмотры у

них и обыски и тому подобное делали службу начальника караула весьма тяжелой

и ответственной. Но "морячки" с особенным удовольствием шли по наряду за

офицеров в караул при остроге, так как они имели возможность быть на виду у

начальства и вместе с тем облегчать хотя несколько тяжелую участь

возбуждавших всеобщее сожаление заточников. Сверх наряда арестантов на

работы по крепости и в ее окрестностях, несколько арестантов назначалось еще и

158

для работ при остроге. Эти последние арестанты находились в распоряжении

караула и оставлялись до посылки куда нужно - или в кордегардии, или в своих

камерах. При таких условиях "морячки" всегда могли, для работ при остроге, оставлять тех заключенных, кого они хотели <...>. Желавший оставить кого-либо

из арестантов для работ при остроге писал о том накануне записку начальнику

караула, которого он должен был наутро сменить, и тот оставлял просимого

арестанта в остроге. Таким образом, Ф. М. Достоевский и С. Ф. Дуров часто

оставлялись для работ при остроге и, по смене старого караула, требовались

новым начальником в кордегардию и находились некоторое время в комнате

караульного офицера, где им сообщались новости дня, передавались от