Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

Коллектив Авторов

подъехавший к самому эшафоту.

- Я хочу проститься с моими товарищами! - отвечал Петрашевский.

- Это вы можете сделать, - последовал великодушный ответ. (Можно

полагать, что и у него сердце было не каменное и он по своему разумению

исполнял выпавшую на его долю трудную служебную обязанность, но под конец

уже и его сердцу было нелегко.)

Петрашевский в первый раз ступил в кандалах; с непривычки ноги его

едва передвигались. Он подошел к Спешневу, сказал ему несколько слов и обнял

его, потом подошел к Момбелли и также простился с ним, поцеловав и сказав что-

то. Он подходил по порядку, как мы стояли, к каждому из нас и каждого

поцеловал, молча или сказав что-нибудь на прощание. Подойдя ко мне, он, обнимая меня, сказал: "Прощайте, Ахшарумов, более уже мы не увидимся!" На

что я ответил ему со слезами: "А может быть, и увидимся еще!" Только на

эшафоте впервые полюбил я его!

Простившись со всеми, он поклонился еще раз всем нам и, сойдя с

эшафота, с трудом передвигая непривычные еще к кандалам ноги, с помощью

жандарма и солдата сошел с лестницы и сел в кибитку; с ним рядом поместился

фельдъегерь и вместе с ямщиком жандарм с саблею и пистолетом у пояса; тройка

сильных лошадей повернула шагом и затем, выбравшись медленно из кружка

столпившихся людей и за ними стоявших экипажей и повернув на Московскую

дорогу, исчезла из наших глаз.

Слова его сбылись - мы не увиделись более; я еще живу, но его доля была

жесточе моей, и его уж нет на свете!

Он умер скоропостижно от болезни сердца, 7 декабря 1868 года, в городе

Минусинске Енисейской губернии, и похороны его были 4 января 1869 года {2}.

В 1882 году на могиле его поставлен временно деревянный крест

проживавшим с ним вместе в Вельском г. Никитою Всеволожским. Заметка о

смерти его и о последнем году его тяжелой ссылки в Минусинском округе

напечатана в "Русской старине", 1889, май, за подписью М. Маркса, и

оканчивается словами: "Gravis rait vita, laevis sit ei terra!" ("Тяжела была жизнь

его, пусть будет легка ему земля!")

154

Пораженные всем, что происходило на наших глазах, по отъезде

Петрашевского стояли мы еще на своих местах, закутавшись в шубы, отдававшие

противным запахом. Дело было кончено. Двое или трое из начальствующих лиц

взошли на эшафот и возвестили нам, по-видимому с участием, о том, что мы не

уедем прямо с площади, но еще прежде отъезда возвратимся на свои места в

крепость и, вероятно, позволят нам проститься с родными. Тогда мы все

перемешались и стали говорить один с другим...

Впечатление, произведенное на нас всем пережитым нами в эти часы

совершения обряда смертной казни и затем объявления заменяющих ее

различных ссылок, было столь же разнообразно, как и характеры наши. Старший

Дебу стоял в глубоком унынии и ни с кем не говорил; Ипполит Дебу, когда я

подошел к нему, сказал: "Лучше бы уж расстреляли!"

Что касается до меня, то я чувствовал себя вполне удовлетворенным как

тем, что просьба моя о прощении, меня столь после мучившая, не была уважена, так и тем, что я выпущен наконец из одиночного заключения, жалел только, что

назначен был в арестантские роты куда-то неизвестно, а не в далекую Сибирь, куда интересовало меня дальнее весьма любопытное путешествие. Сожаление мое

оправдалось впоследствии горькою действительностью: сосланным в Сибирь в

общество государственных преступников, в страну, где уже привыкли к

обращению с ними, было гораздо лучше, чем попавшим в грубые,

невежественные арестантские роты, в общество воров и убийц и при начальстве, всего боящемся.

Я был все-таки счастлив тем, что тюрьма миновала, что я сослан в работы

и буду жить не один, а в обществе каких бы то ни было, но людей, загнанных, несчастных, к которым я подходил по моему расположению духа.

Другие товарищи на эшафоте выражали тоже свои взгляды, но ни у кого

не было слезы на глазах, кроме одного из нас, стоявшего последним по

виновности, избавленного от всякого наказания, - я говорю о Пальме, Он стоял у

самой лестницы, смотрел на всех нас, и слезы, обильные слезы, текли из глаз его; приближавшимся же к нему, сходившим товарищам он говорил: "Да хранит вас

бог!"

Стали подъезжать кареты, и мы, ошеломленные всем происшедшим, не

прощаясь один с другим, садились и уезжали по одному. В это время один из нас, стоя у схода с эшафота в ожидании экипажа, закричал: "Подавай карету!"

Дождавшись своего экипажа, я сел в него. Стекла были заперты, конные

жандармы с обнаженными саблями точно так же окружали наш быстрый

возвратный поезд, в котором недоставало одной кареты - Михаила Васильевича

Петрашевского!

П. К. МАРТЬЯНОВ

Петр Кузьмич Мартьянов (1827-1899) - писатель. Поместил множество

стихов, повестей, исторических и историко-литературных работ и статей по

военным вопросам во "Всемирном труде", "Древней и новой России", 155

"Историческом вестнике", "Ниве", "Солдатской беседе" и др. Печатал также