«Нет, - подумал он с некоторым недовольством, - нет ничего плохого в том, что голова человекобота заполнена некоторым количеством текстов. И очень даже неплохо, что эти тексты на разных языках. Но было бы еще более неплохо знать на каких. И иметь в собственной голове какую-то систему, хоть что-то, что создаст хотя бы какую-то упорядоченность!»
Он сделал шаг вперед. Над его головой зафыркала и проявилась светящаяся надпись – «Рубеж испытаний начинается через пятьдесят ярдов».
- Спасибо, - пробормотал Джим и двинулся вперед.
***
Он прошел не более двух десятков шагов и остановился. За десять шагов до поворота. Что-то было не так. Настолько не так, что ему пришлось тряхнуть головой и перестать представлять стоящую у белой стены Эмили Уайт. Точно так же колыхались лепестки пламени на фальшивых факелах, точно такая же кладка была на стенах, такие же своды над головой. Такие же серые плиты под ногами. Хотя, на серых плитах проглядывало что-то похожее на пятна крови. На старые пятна крови, высохшие и посеревшие от впитавшейся в них пыли. Они были обрезаны. Отсечены по стыку напольных плит. То есть, заканчивались на той плите, на которой Джим стоял. Дальше их не было.
Он присел на корточки и вгляделся сначала в пол, потом в стены, потом в своды над головой. Странным образом именно здесь блоки были уложены так, что их стык составлял замкнутую линию на полу, стенах и сводах коридора. Линия эта была едва заметна, вряд ли она составляла по толщине больше десятой части дюйма, скорее меньше, неясно было какую опасность это могло представлять, но кое-где эта линия отсекала части блоков от целого.
- Черт меня раздери, - пробормотал Джим. – По сути своей, я вовсе не тот неведомый воин на колеснице. Я маленький мальчик. Или мужчина, который решил не убивать, а защищать девочку на мосту. И, скорее всего, там же и сгинул. А еще точнее, я толстый и добрый коротышка, который обожает сладкое, прячет его в ящике стола и хватается липкими пальцами за все подряд. За что мне все это? Неужели за эту девушку, стоящую у стены? А что, если при встрече она этого коротышку во мне и увидит? Или все это как раз для этого и задумано, чтобы я перестал им быть?
Джим поднялся, подумал мгновение, потом примерился и бросил щит вперед, рассчитывая, что тот упадет в полутора ярдах от него. Щит исчез, пролетая над линией. Через секунду, оставаясь невидимым, он загремел на плитах. Но еще раньше, обдав лицо Джима какой-то затхлостью, перед ним сверкнули два огромных ножа. Один из них раскроил бы ему голову от уха до уха до ключиц. Второй – рассек бы одну или обе ноги от подошвы до бедра.
Джим отшатнулся на шаг, затем выставил перед собой меч и медленно вдвинул его в это невидимое зеркало. Ножи сработали, когда клинок меча укоротился на ладонь. В следующее мгновение Джим наклонился и прыгнул вперед, перенося вес с одной ноги на другую. Прыгнул так, как прыгали спортсмены через планку еще в прошлом веке, и даже упал на бок, едва не заработав синяк от лежащего на плитах щита. Он не мог объяснить, с чем был связан его мгновенный порыв, но уже падая, не только разглядел вновь блеснувшие два ножа, но и два длинных лезвия, которые, выйдя из середины стен, сомкнулись друг с другом точно на высоте его живота. Прошла еще секунда, и лезвия убрались. Джим вытер со лба пот. С этой стороны линия уже не казалась столь тонкой, хотя и не превышала дюйма. И засохшая кровь с этой стороны на полу тоже имелась.
- Рубеж испытаний начинается через пятьдесят ярдов, - с недоумением пробормотал Джим недавнее обещание и тут же заметил новую надпись. Она помаргивала прямо у него над головой.
«Первый и последний урок. Никому не верь».
Джим посмотрел вперед. Никакого поворота впереди не было. Коридор продолжался, упираясь в арку шириной примерно в два ярда. Арка была заполнена чем-то черным и живым. Отсюда за три десятка шагов она показалась Джиму ванной, наполненной черной водой и поставленной вертикально. Перед аркой лежал один из вошедших в Саркофаг бойцов.
- Кажется, этот точно не был игроком, - прошептал Джим и закрыл глаза.
Он тоже не мог сохраниться или выйти из игры.
***
У погибшего бота было расплющено лицо, как будто его ударили огромным молотом или бревном. Джим поднял его меч, перекинул из руки в руку, удостоверился, что он чуть удобнее, чем меч Оле, и повесил меч Оле на пояс. Затем он потыкал трофеем в мутную взвесь, которая расходилась брызгами от клинка, но не услышал ничего, что могло бы превратить лицо человека в кровавое месиво. И все же нырять в неизвестность Джиму не хотелось. Странное ощущение неизбежной гибели удерживало его перед туманной аркой. Подумав мгновение, он попросил прощения у покойного, приладил его же меч к кирасе, что закрывала его тело спереди и сзади, и с некоторым усилием поднял тело перед аркой. Поднял куда выше, чем оно было бы, если бы этот человек шел своими ногами. И поднял не у того края арки, где была кровь на полу и брызги на стене, а у другого.