Эва, дочь трактирщика

— Мать с тобой поедет, — сказал Брокк. — так что нечего бояться. Да и позабыть бы тебе о храме надо.

— Я и так его плохо помню. Вчера я расстроилась не потому, что меня из храма выгнали, а потому что не увидела для себя другого пути. Но сегодня, когда проснулась, поняла, что все эти годы я, наверное, стремилась в храм, чтобы спрятаться там. Это неправильно. Каждый из нас должен пройти свой путь смело. Знаю, замуж меня такую не возьмут, и я останусь в вашем доме, но обузой не стану. Я буду помогать тебе, мама, и тебе, отец. И я буду помогать Кисстен. Я буду достойной дочерью и сестрой. И, надеюсь, тетей тоже когда-нибудь, — закончила со слабой улыбкой Ева.

Гриди залилась слезами; чувствительная натура снова ее подвела.

У Брокка тоже сердце сжалось, но по примеру жены в слезы он не ударился.

— Верно, дочь, — сказал он. — Ты у нас достойная девица. А кто не согласен, тому я…

В дверь постучали, и Ева про себя улыбнулась: она знает, кто пришел. Чувствует.

Чутье не подвело: гостем, которому Брокк открыл дверь, оказался Вайд Тмерри. Молодой капитан зашел вместе с хозяином на кухню, поприветствовал женщин и… смутился.

Эва Лэндвик выглядела неважно: бледность, темные круги под глазами, бесцветные губы… И в то же время она выглядела прекрасно: пышные чистые волосы соперничали цветом с огнем в очаге, в ясных глазах светилась уверенность.

Капитан произнес с заминкой:

— Я узнал, что тебе нездоровится, Эва. У меня есть знакомый лекарь, очень толковый, и я зашел к нему за порошком. Это тебе поможет.

— У нас тоже лекарство есть, — ответила Гриди, — но все равно спасибо, Вайд. Поужинаешь с нами?

— Второй раз подряд?

— Да хоть каждый день, — хмыкнул Брокк. — Садись.

И Вайд сел за стол; отдав пузырек с лекарственным порошком хозяйке дома, он глянул снова на Эву, которая сегодня была в десять раз более рыжей, чем обычно, и более молодой. Или ему кажется?

Глава 8

После ужина Вайд попросил у Брокка позволения задать Эве пару вопросов с глазу на глаз, и Лэндвик, верящий капитану как самому себе, кивнул:

— Конечно.

— А что такое? — заволновалась Гриди.

— Все хорошо, тетя Гри, — улыбнулся Вайд по-мальчишески обаятельно, — я хотел бы кое-что спросить у Эвы о том нищем из храма.

— Но зачем же нам выхо…

— Капитан сказал – значит надо, — прервал ее муж, вывел ее в коридор, сам вышел и дверь за собой закрыл.

Ева и Вайд остались одни на кухне; тихо подступала ночь.

— Темно стало, — произнесла Ева. — Свечи вон в том ящике слева от очага. Огниво рядом. Зажги, пожалуйста, а то меня тошнит и голова кружится, когда встаю.

— Сильно голова кружится? — протянул мужчина, разглядывая лицо Лэндвик.

— Прямо вертолеты.

— Что?

Ева поморщилась – надо же, как невовремя это словечко родом из ее мира вылетело – и объяснила:

— Мельтешит перед глазами.

— Какая жалость, — без тени сочувствия сказал Вайд.

— Ты не зажжешь свечи?

— Мне и так видно хорошо.

— Как хочешь, — пожала плечами Ева.

Это простое движение приковало к ней внимание капитана. Девушки часто заигрывают с ним – то плечико словно нечаянно оголят и поведут им соблазнительно, то ножку вперед выставят, то волосы красиво поправят. Но Эва Лэндвик точно не заигрывает с ним. Но и не боится его, как раньше. Что-то случилось с ней, изменило.

«Пожалуй, свечу все же надо зажечь», — подумал Вайд.

— Рассказывай, — просто сказал он без повелительных интонаций, словно они друзья.

— Если не поверишь, я тебя переубеждать не стану – я устала и спать хочется, — заявила Ева.

— Скажи правду и тогда я тебя не задержу.

— Я действительно ничего не помню о том, что было до того, как меня из реки спасли. Меня отнесли в храм, и мать-жрица Рагенильда сказала, что я, скорее всего, поскользнулась, ударилась головой и в реку упала. Но я в это не верю.

— Почему?

— Просто не верю. Что мне было делать у реки в то время, если я, как уверяет мама, обычно возвращаюсь домой гораздо позже? Да и к храму, и обратно домой я всегда ходила в компании других женщин, потому что благопристойные незамужние девушки по улицам одни не разгуливают. А тут одна оказалась.

— Благопристойные не разгуливают, — согласился Вайд. — Но что, если ты не благопристойная?

— Это оскорбление? — холодно уточнила Ева.

— Я лишь пытаюсь разобраться, кто ты. Потому что женщина, которую я вижу, это не та Эва Лэндвик, которую я знал.

— Уверен, что знал меня?

— Конечно. Мы росли на одной улице.

— И что? Ничего ты не знал, и никто не знал, — протянула с горечью Ева. — Никто из вас на меня и не глядел, только жрицы обращали на меня внимание и мои родители.

— А, так ты помнишь?

— Нет, но мне хватает ума сложить два и два. Хочешь правду? Правда в том, что я рада, что мне отшибло память. Теперь я могу с трезвой головой судить о своей жизни. Посмотри. — Она протянула свои загрубелые, в пятнах и с шелушениями руки к мужчине, и Вайд нехотя взглянул на них. — Что, неприятно? — усмехнулась Ева и вдруг сбросила яркий голубой платок Гриди и закатала рукава. — Смотри еще, капитан!

— Что ты делаешь? — процедил Вайд, избегая смотреть на шрамы.