Этот разрушительный элемент

При виде усыпанной листьями крыши и покосившегося деревянного крыльца у меня в груди все сжимается. Озеро, обрамленное бахромой из сосен и уютно расположившееся в объятиях горных склонов, блестит в рассветных лучах. И нет ни одной воронки, ни выжженного следа от взрывов на земле. Какой бы приказ ни отдали дронам в «Картаксе», хижина уцелела. Коул подъезжает к крыльцу и паркует машину. На его лице мелькает какое-то странное выражение, когда он глушит двигатель и распахивает свою дверь.

– Я помню это место, – бормочет он.

У меня в груди все сжимается.

– Мы пробыли здесь несколько дней. Я провалялась в отключке… а ты ухаживал за мной.

Он пристально разглядывает закрытые ставнями окна хижины, а затем обводит взглядом долину и озеро. Меня охватывает дрожь от мысли, что он помнит – действительно помнит – то время, но Коул качает головой и вылезает из джипа.

– Я почти ничего не помню, – говорит он. – Просто знаю, что уже бывал здесь.

Сжимая в руках винтовку, Анна вылезает из джипа и поднимается по скрипучей деревянной лестнице на крыльцо. Она смотрит на щепки, торчащие с двух сторон дверного проема. Там я когда-то установила одну из своих ловушек, пока Коул не выдрал ее. Подняв бровь, она оглядывается на меня.

– В доме никого нет. Не думаю, что Зиана здесь. Но предлагаю все осмотреть.

Мы с Коулом шагаем следом за ней. И я попадаю в место, где провела почти всю свою жизнь. Я даже не предполагала, что когда-нибудь вернусь сюда. И сейчас даже немного жалею об этом, потому что от одного взгляда на озеро, кухню, диван меня захлестывают эмоции, а руки начинают дрожать.

Дни, проведенные здесь, нельзя назвать счастливыми, но их и не назовешь самыми ужасными. Да, живя здесь, я боролась за существование, ела замороженные дозы и пряталась от дурманщиков, но при этом знала, кто я такая. Или, по крайней мере, думала, что знаю. Гордилась тем, что являлась дочерью Лаклана, и утешала себя мыслью, что он любит меня и когда-нибудь вернется домой.

Но те годы оказались пропитаны ложью. Я была не его любимой дочерью, которую он старательно защищал, а лишь заменителем, созданным, чтобы пережить все ужасы вспышки, пока разум Цзюнь Бэй не окрепнет, а она сама не очнется. Поэтому вся его забота обо мне ограничивалась лишь присмотром за тем, чтобы я не погибла. Он никогда не переживал обо мне… ведь знал, что однажды сотрет меня и вернет свою настоящую дочь.

– Ты в порядке? – остановившись и повернувшись ко мне, спрашивает Коул.

– Да, все отлично.

Я сглатываю и, впившись ногтями левой руки в ладонь, заставляю себя переступить порог.

В гостиной ничего не изменилось с тех пор, как я уехала отсюда. Перед уходом мы с Коулом немного прибрались: сложили старые потрепанные одеяла в стопку, а оставшиеся энергетические батончики сгребли в кучу посреди комнаты, чтобы ими мог поживиться любой, проходящий мимо. Но они так и лежат там нетронутыми. Моя грязная одежда все так же валяется в углу, а фотография Лаклана и женщины, которую я когда-то считала своей матерью, все так же висит на стене. Я подхожу к ней и разглядываю снимок, чувствуя, как сжимается желудок. Женщина в летнем платье улыбается Лаклану. Я смотрела на эту фотографию, наверное, тысячу раз, разглядывая ее волосы, губы и сверкающие глаза, пытаясь разглядеть в них свои собственные черты. Мне кажется, у нас схожий подбородок и изгиб бровей, но, возможно, это лишь игра моего воображения. Не удивлюсь, если эта фотография – подделка, которую Лаклан специально повесил сюда, чтобы убедить меня в своей истории. Но сейчас это не имеет значения. У меня нет ни лица, ни каких-либо черт, ни тела. И единственный способ это изменить – предать Коула и Анну, а также отказаться от выяснения того, кто же стоит за нападениями одичалых. Но я не уверена, что решусь на это.

– Не вижу никаких признаков, что Зиана появлялась здесь, – кричит Анна из коридора. – Пойду проверю наверху.

– В подвале находится лаборатория, – говорю я.

Коул замер в дверях кухни и, наморщив лоб, смотрит на стол. Именно за ним мы обедали и спорили о «Картаксе». Он пытался убедить меня, что Лаклан не был идеальным отцом, как мне казалось, но я ничего не хотела слушать. А сейчас мне становится смешно от одной мысли об этом.

Я подхожу к лестнице, которая ведет в подвал, и замираю на верхней ступени, ожидая, пока Коул отомрет и последует за мной.

– Если дернешь за веревку слева от тебя, то зажжется свет, – объясняю я, быстро спускаясь по ступенькам.

Позади раздаются шаги Анны, которая следует за нами. Лампа загорается, отчего стены, пол и лабораторный стол в подвале окрашиваются в желтые тона.

Вот только тут все совершенно не так, как мы с Коулом оставляли.

– Здесь кто-то был, – оглядываясь по сторонам, заявляю я.

Когда мы с Коулом спускались сюда в последний раз, здесь царил бардак. Пол усеивал мусор, в углу пылились сломанные запчасти от генкита и около полусотни банок с нанитами. Но сейчас ничего этого нет. Помещение прибрано, а у стены стоят незнакомые коробки с документами.