Он разворачивается к машине, а я к подъезду, и мы шустро разбегаемся в разные стороны. В моей голове лопаются пузырьки, как в стакане лимонада, теплый след ощущается на коже, и я взбегаю по ступеням, окрыленная радостью и облегчением. Вхожу в квартиру и утыкаюсь носом в нежные бутоны, вдыхая сладкий аромат. Жаль, что это не сирень, но ведь сейчас и не сезон. Розы тоже прекрасные цветы. Красивые и нежные. Говорящие о чувствах, о влюбленности. И чего я прицепилась к этой сирени? Когда я решила, что мне нравятся именно она? Воспоминания тянут за собой на шесть лет назад, и я уплываю из реальности.
Моргнув пару раз, возвращаюсь в настоящее. Прохожу на кухню и достаю из шкафчика хрустальную вазу – свадебный подарок бабушке от ее мамы. Набираю холодной воды, бережно снимаю упаковочную бумагу с букета. Ставлю цветы в вазу и, тихо зашипев, одергиваю руку. Колючка торчит в безымянном пальце, и я вдруг отчетливо понимаю, что такая же колючка засела в моем сердце. Но откуда она? Кто ее туда загнал? И как я могла заметить это только сейчас? Сегодняшнее свидание с Димой было отличным, даже лучше, чем в моих мечтах, но… что-то как будто мешает, стоит между нами. Что-то невидимое и неуловимое. Или даже кто-то. Ну почему я снова думаю о Мореве? Почему не могу выкинуть его из головы даже когда рядом тот, кто когда-то был моей мечтой?
Глава 10
Университетский актовый зал заполняется старостами и их заместителями всех курсов и факультетов. Саша занимает дальнее кресло последнего ряда и готовится к двум часам нудных речей о том, как должны вести себя порядочные студенты. Зимин снова подставил Морева, в последний момент написав сообщение в общий чат группы, что не сможет присутствовать на собрании, точно как и перед посвящением в первокурсники, куда Саше пришлось поехать в составе активистов. Морев натягивает на голову капюшон и складывает руки на груди. Он с удовольствием отказался бы от должности заместителя старосты, но еще в начале прошлого года сам себе пообещал, что не скатится в показушную истерию на фоне потери друга. То, что он переживает, не должно касаться никого. Его все равно никто не сможет понять по-настоящему, да и не нужны ему чужие соболезнования и жалость.