Это всегда был он

Широко улыбаюсь и ударяю краем своего стаканчика о его:

– За живых!

Губы Димы дергаются, будто от нервного спазма, теплый взгляд тускнеет, и я догадываюсь, что ляпнула что-то не то, но не могу понять, в чем именно дело. Он берет из горсти кистей простой карандаш и протягивает мне:

– Покажешь мастер-класс? Я давно хотел попробовать, глядя как мама из раза в раз марает холсты, но руки так и не дошли.

– Если твоя мама рисует, то наверняка часть ее таланта перепала и тебе.

– Надеюсь, что нет. – Зимин широко распахивает глаза и надувает щеки, заставляя меня рассмеяться.

– Все так плохо?

– Ужасно! Капельку отвратительно и даже немного мерзко. Думаю, ее выставка называлась бы «Если тебя не стошнило, то ты молодец».

– Оу, – удивленно отвечаю я, размечая на холсте линию горизонта.

– Она рисует портреты. Тим Бертон был бы в шоке.

– Ты меня заинтриговал.

– Скину тебе фотки, когда пойду к ней в гости.

– Договорились.

– Но я предупредил. Они могут шокировать.

– Думаю, я выдержу, – говорю смело, поглядывая на Диму.

– Не сомневаюсь, – отвечает он, улыбаясь.

Пара часов пролетает незаметно. Звучат истории, шутки, смех. Болтаем с Димой обо всем, делимся мыслями и увлечениями, пока рисуем картину в четыре руки. Зимин способный ученик, внимательно слушает и старательно выполняет все указания. Он даже предлагает добавить на реку лодочку, а в ней нарисовать нас, правда, наотрез отказывается помогать в изображении людей, волнуясь о том, что могут получиться персонажи фильмов ужасов. И все было бы просто отлично, если бы в историях Димы не мелькало слишком часто одно зловредное действующее лицо, упоминание которого вызывает у меня смешанные чувства.

– А потом Мор схватил велик и… – Дима вдруг замолкает и поворачивает голову, пристально глядя на меня. – Тебе, наверное, не очень интересно это слушать. Да?

– Нет. Почему же? Мне интересно. Просто ты будто рассказываешь совсем о другом человеке. Когда я столкнулась с Сашей после своего возвращения, он… как бы это сказать?

– Изменился, – подсказывает Дима.

– Угу, – глухо мычу я. – Вы все еще друзья? Во время игры в волейбол мне показалось, что между вами какой-то конфликт.

– У Мора теперь со всем миром конфликт. – В его голосе сквозит скорбь и разочарование.

– Что это значит?

Дима опускает кисть в стаканчик с темной водой и отворачивается. Напряженные плечи и затянувшееся молчание дают понять, что он уже и сам не рад этой теме.

– Это долгая и не самая веселая история. Давай оставим ее на другой раз. Не хочу омрачать наше свидание.

– Конечно, – соглашаюсь я с энтузиазмом, ради которого приходится выкрутить честность на минимум. На самом деле мне действительно было бы интересно послушать о том, что случилось с Моревым, которого я помню.

Дима вновь смотрит на меня. Долго, пристально. Карие глаза переливаются янтарным золотом, линия губ мягкая. Он тихо вдыхает, словно собирается сказать что-то важное, что-то, что требует усилий, но задумчиво молчит. Что же произошло между Сашей и Димой? Что могло развести этих двух неразлучников? Вопросы зудят на языке, как комариный укус, но я терплю.

– Знаешь, – говорит Дима наконец, – я рад, что мы наконец-то нормально познакомились и пообщались. Рад, что ты дала мне шанс.

– Или ты мне.

– В каком смысле?

– Ты ведь знал, что… – Смущение щиплет щеки, и я макаю кисть в белую краску, принимаясь добавлять облака на голубое нарисованное небо. – Что нравился мне еще в школе?

– Ну-у-у… я много кому нравился.

– Это точно.

– Насть, – настороженно зовет Дима, заставляя меня оторваться от картины. – Я помню, о чем мы договорились, и понимаю, куда ты ведешь. Сейчас все иначе, мы другие, и мы никуда не торопимся. То, что было в школе, осталось в школе. Не будем на этом зацикливаться.

– Да, – киваю я и указываю на холст. – Смотри, кажется, мы закончили. Как тебе?

Дима наклоняется к картине и пораженно трясет головой:

– Ого! У тебя настоящий талант! Нарисованный я даже не похож на глиняного человечка, которого слепил слепой кот!

– Ты тоже помогал.

– Скорее мешал, но ты со всем справилась.

– Давай ее подпишем. Поставь свои инициалы вот здесь, – касаюсь кончиком кисти нижнего правого угла. – Если кто-то из нас станет знаменитым, то этот шедевр можно будет продать за большие деньги.

– О-о-о, это точно буду не я.

– Почему ты так думаешь? Разве у тебя нет большой мечты о покорении мира?

– Ну-у-у… даже не знаю…

– Кем ты хочешь стать? Уже думал о работе? Хочешь остаться в Новочеке или уехать куда-то?

Дима хмурится, и я впервые вижу его таким растерянным.

– Все в порядке? – спрашиваю насторожено.

– Да, – глухо отвечает он и повторяет чуть громче и четче: – Да. Все хорошо. Ты не замерзла?

– Нет, но если ты…

– Нет-нет. Все круто! У меня есть плед в машине, давай я его все-таки принесу. Солнце скоро начнет садиться, станет прохладнее.