Если бы мы были злодеями

– Вы тогда, наверное, жутко устали от меня. Надеюсь, вы хотя бы успели отдохнуть, – сказала Рен, когда Джеймс снял сумку с ее плеча.

– Что ты говоришь! Конечно же, не устали! Ты как?.. – спросила ее Филиппа, вставая и подбегая к Рен.

Та скользнула в ее объятия и крепко обхватила за талию.

– Уже лучше, – сказала она. – Я так без вас скучала!

Я встал и последовал за Филиппой, обняв их обеих, чувствуя невероятную радость и облегчение от того, что Рен вернулась.

– И мы тоже соскучились.

Александр фыркнул.

– Серьезно? – спросил он. – Групповые обнимашки? Мы и правда сделаем это?

– Заткнись, – ответила Рен, прижавшись щекой к плечу Филиппы. – Не порти впечатление.

– Ладно. – Секунду спустя по-обезьяньи длинные руки Александра смяли нас всех.

Джеймс тоже вцепился в нас. Мы потеряли равновесие, покачнулись, Рен попалась в ловушку и рассмеялась в сердце этого человеческого узла. Ее смех, казалось, пронесся сквозь каждого из нас подобно теплому ласковому ветерку.

– Что здесь происходит?

Я посмотрел на лестницу.

– Мередит.

Она застыла на ступеньках, босиком, в легинсах и длинной футболке, которая, я был в этом практически уверен, когда-то принадлежала Ричарду. Это был первый раз, как я увидел ее после прощания в аэропорту, и я почувствовал, что слегка задыхаюсь.

Наша маленькая куча-мала распалась, каждый отступил назад, пока Рен не показалась в середине. Суровое выражение лица Мередит смягчилось.

– Рен, – позвала она.

– Ага. – Рен улыбнулась.

Мередит моргнула, стремглав спустилась по лестнице, ринулась в комнату, споткнулась и врезалась в Рен. Они обнимались, смеясь и падая вместе с Филиппой, но я успел поймать их, прежде чем девушки впечатались в журнальный столик. Когда мы вновь выпрямились, задыхающиеся и чувствующие боль в ушибленных локтях и отдавленных ногах, Мередит отпустила Рен и сказала:

– Почти вовремя.

Она помолчала и добавила:

– «Утешься ж

И будь желанной гостьей»[68].

– А вот ты, должно быть, устала, – сказала Филиппа. – Когда ты вылетела из Лондона, Рен?

Та вздохнула и потерла глаза.

– Вчера утром. Я бы с удовольствием послушала про День благодарения, но не хочу никого обидеть, заснув на половине рассказа.

– Не дури. «Ступай заснуть, – тебе покой ведь нужен»[69], – Александр.

– Где твой чемодан? – Джеймс.

– В холле. Не смогла затащить его сюда. – Рен.

– Я принесу. – Джеймс.

– Ты уверен? – Рен.

– Пусть идет, – сказала Мередит, зачесывая волосы Рен со лба. – Ты выглядишь так, будто тебя надо отнести наверх.

– Я помогу тебе устроиться, – добавила Филиппа.

И они вместе поднялись по лестнице. Джеймс направился в холл. Александр лениво улыбнулся.

– Теперь вся банда в сборе. – Его глаза скользнули от меня к Мередит и обратно, и улыбка сползла с его лица.

Вся ее мягкость, похоже, исчезла одновременно с уходом Рен, и теперь Мередит стояла и смотрела на меня тяжелым взглядом.

– Пожалуй, я пойду покурю на причале перед тем, как ложиться спать, – опять подал голос Александр.

Он туго обмотал шарф вокруг шеи и вышел из комнаты, насвистывая под нос «Тайных любовников», а я в свою очередь подумал, не побежать ли за ним, чтобы столкнуть его с крыльца.

Мередит стояла в позе фламинго, зацепившись одной ногой за другую. Даже в этой позе она сохраняла грациозность. Я не знал, куда девать руки, поэтому сунул их в задние карманы джинсов.

– Как в Нью-Йорке? – спросил я делано небрежным тоном.

– Суета сует, – ответила она, пожав плечами. – Там был парад.

– Точно.

– Как Огайо?

– Отстой, – ответил я. – Как всегда.

– Точно.

– Да, это Огайо.

Тот факт, что я мог бы прилететь в Нью-Йорк и не прилетел, давил на нас обоих (по крайней мере на меня), причем настолько ощутимо, что об этом можно было и не упоминать вслух.

– Как семья? – спросил я.

– Понятия не имею, – сказала она. – Я лишь раз видела Калеба, а остальные в Канаде.

– Ясно.

Я представил себе, как она бродит по пустому пентхаусу, и ничто не в силах отвлечь ее от смерти Ричарда. Вероятно, наши каникулы не сильно отличались. Я вспомнил, как отсиживался в комнате, глазея в книгу или таращась в потолок. Я старался не высовывать нос из спальни, чтобы не сталкиваться с сестрами или с родителями: они стали мне настолько чужими, что, наверное, могли бы быть представителями другого биологического вида. Конечно, потом наступила передышка – на целых два дня, – когда ветер удачи занес ко мне Джеймса.

Ей повезло меньше, чем мне. Невозможно было извиняться за это, и поэтому мой язык прилип к небу. Мередит скрестила руки на груди и склонила голову набок.

– Я пойду спать, если тебе уже нечего сказать.

Верно. Правда, я отчаянно хотел сказать что-нибудь, но в голове было пусто. Я любил слова сильно и страстно, однако они по какой-то неизвестной причине поразительно часто мне изменяли.

Она ждала, наблюдая за мной. Когда я ничего не ответил, ее бесстрастная, безразличная маска на лице на мгновение треснула, и я увидел за ней тихое разочарование.

– Тогда спокойной ночи, – сказала она и развернулась.

– Я… Мередит, погоди. – Я шагнул к ней и запнулся.