Если бы мы были злодеями

– Именно, – подтвердил он. – А у нас здесь уравнение с известным результатом – смертью Ричарда. Мы можем назвать ее «икс». И с другой стороны уравнения у нас имеются ваши, я говорю о четверокурсниках, показания о вечере: «а», «б», «с», «д» «и», «ф», если угодно. А уж потом мы рассматриваем показания остальных. Назовем их «игрек». Через девять недель мы учли все переменные, но я до сих пор не могу найти «икс», не могу уравновесить две стороны уравнения. – Он покачал головой, движение было размеренным и обдуманным. – И что все это означает?

Я смотрел на него. Не отвечая.

– А то, – продолжил он, – что по крайней мере одна из переменных ошибочна. Понимаешь?

– В определенной степени. Но, по-моему, ваш посыл ошибочен.

– Неужто? – насмешливо спросил он.

Я пожал плечами, не позволяя ему задеть меня.

– Вы не можете количественно оценить человечность или измерить ее в каких-то там величинах. Люди не уравнения. Они порочны и подвержены страстям и ошибкам. Они противоречивы и поступают неправильно. Их воспоминания меркнут. Их обманывают собственные глаза. – Я сглотнул и снова заговорил – вымученно, ломким голосом: – А иногда бывает и такое: какой-то человек однажды напивается и падает в воду.

Казалось, целую вечность Колборн, не мигая, смотрел на меня. Когда он моргнул и снова взглянул на меня, его серая радужка показалась голубой. Какое-то глубокое разочарование появилось в его взгляде, будто что-то вырвалось на свободу, всплыло из океанских глубин. Что он хотел от меня услышать? Я не мог представить.

– Ты и правда думаешь, что все так и случилось? – спросил он.

Я помедлил на долю секунды, и это, наверное, не ускользнуло от него.

– Да, – ответил я, и ложь горечью отозвалась на языке. – Конечно. Да. Конечно, он упал.

Колборн тяжело вздохнул, и я наконец осознал, как душно в библиотеке.

– Оливер, ты по какой-то причине мне нравишься.

Я нахмурился, спрашивая себя, не ослышался ли.

– Странно.

– Реальность может быть причудливее выдумки. Суть в том, что ты мне нравишься, я хотел бы доверять тебе. Но это слишком серьезное требование, поэтому я попрошу тебя об одолжении.

Я понял, что он ожидает ответа, и сказал:

– Ладно.

– Полагаю, во время уборки ты много куда заглядываешь, – начал он. – Если найдешь что-то необычное… В общем, я был бы не против, если бы меня держали в курсе.

Последовала пауза, похожая на сценарный ритм в пьесе.

– Я буду иметь это в виду.

Колборн еще на мгновение задержал на мне взгляд, после чего неторопливо направился к выходу. Он остановился на пороге.

– Будь осторожен, Оливер, – сказал он. – И позволь мне изложить это так, чтобы ты понял наверняка.

Он вздохнул.

– «Недоброе творится

У нас в стране»[82].

И с этими словами и легкой улыбкой на устах – ироничной и грустной одновременно – он покинул библиотеку. Я часто и неглубоко дышал через нос, вслушиваясь в скрип половиц под поступью его шагов. Когда за ним закрылась входная дверь, я разжал кулак в кармане. Клочок окровавленной ткани был смят и влажен от пота.

Сцена 4

Я дал Колборну фору в пять минут, поскольку не хотел столкнуться с ним на улице. Спрятав чистящие средства под кухонную раковину, я надел пальто и перчатки и вышел через заднюю дверь. Я быстро шагал по тропинке, которая вилась между деревьями, в голове у меня стучало, там клубились самые невероятные мысли. В конце концов я побежал.

Моей целью была Фабрика, под ногами хрустел иней, и к тому моменту, как я добрался до здания, мои конечности онемели, а глаза слезились от резкого февральского воздуха.

Я ввалился внутрь и чутко прислушался. Третьекурсники пока еще находились в зале, запинаясь на втором акте «Двух веронцев». Я знал, что скоро сюда прибудут второкурсники, вызванные на отработку боевых сцен, но надеялся не столкнуться ни с кем из них и поспешил к лестнице. Моя рука скользила по перилам, я спускался в подвальное помещение по крутым ступеням, перепрыгивая иногда через две разом.