– …единственным минусом будет то, что пальцы огрубеют от струн. Каюсь – я не взял это в расчёт.
Струны были тоже блестящими, ровными и длинными. А ещё металлическими и тонкими.
– Я уже сделал заказ на специальные перчатки. С размером определённо будет промах, потому я написал о нескольких парах. Лу?
Я выдохнула.
– Я вас люблю, – не сдержала порыва.
Тишина в течении секунды, и его смех.
– Луана, я и предположить не мог, что тебя так легко подкупить, – он вновь усмехнулся, только уже не так громко. А после был перебит старичком, снова вошедшим в этот вагон.
– Вам только что доставили почту, милорд, – тихо произнес врач, – мальчик-слуга принёс целую стопку писем.
– Замечательно, – ответил ему Оушен, – неси сюда. Сегодня без музыки, Лу. Но песню ты мне обещала.
Лицо, казалось, стянуло вниз от его реакции. В груди было холодно и зябко, будто никто в целом мире не смог бы согреть меня сейчас. Кроме него. Его слов. Любых. Но только не смеха над моим признанием.
– Луана? – не дождался он.
– Вы не подкупали меня, Оушен, – плечи опустились сами собой.
А грудь в этот момент наоборот – вздымалась.
– Чем, в таком случае, я смог бы тебя подкупить? – насмешливый вопрос.
Я же зашла в тупик.
– Песня, господин, – нашла выход я.
И зажмурила глаза, стирая рукавом платья слёзы радости и одновременного горя. А потом выдох. И спокойствие.
Любовь и страх бьют больнее кнута и палки.
– Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала – их только три!
Между клёнов шёпот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой…»
Это песня последней встречи.
Я взглянула на тёмный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-жёлтым огнём
– Ты романтизируешь все песни и рассказы, которые знаешь, – задумчиво произнёс милорд, – это, я так полагаю, должно пройти с возрастом.
Я поджала губы и нахмурила лоб.
– Почему именно я, господин? – вопросила я, – неужели ни одна девушка не забиралась сюда… как я?
Он хмыкнул.
– Ни одна, Лу. Ты была первая и единственная не струсившая и сбежавшая только после моего вопроса о песне.
Пальцы вновь прошлись по деревянной поверхности инструмента.
– Но вы меня не прогнали, – продолжила я.
– Не прогнал, – неожиданно прохладное, – я только сейчас заметил один прискорбный факт: ты называла себя внучкой графа, а я уверял себя, что обманулся, и ты говорила мне «дочка».
Тишина. Я застыла и, кажется, поблекла.
– Так кто ты, Луана? Дочка или внучка графа?
До меня доносился шелест бумаг, будто бы ими трясли, крайне резко рассекая воздух. Со злостью.
Он прочитал что-то в письмах, которые принёс ему врач?
– Ни та, ни другая, господин, – дрожащим голосом ответила я.
И зажмурилась, одновременно ведя пальцами по инструменту, всё ещё находящемуся в коробке.
– Луана, честное слово! – устало прошипел лорд, – я не хотел этого, однако ты вынуждаешь меня применять давление в твоём отношении!
Я широко раскрыла глаза, усмиряя слёзы, вызванные ветром, и стёрла пальцами несколько капель из уголков.
– Вы так сильно желаете добиться правды, – шепнула я, – к чему она вам? Чтобы стать вашим другом нужно все обо мне знать? Вы и в самом деле давите на меня. И… я могу идти?
Не знаю, смутился он или же рассердился сильнее, но между нами повисла тишина. Я не могла и не хотела уходить, а лорд… был самим собой: властным, но не грубым, как другие мужчины, молчаливым, но не грустным, ясным, как солнце с утра, но холодным и таинственным, как луна.
– Я не стану больше докучать тебе своими вопросами, Лу, – неожиданно мягко отступил он.
Я сперва не поверила своим ушам.
– Мне стоит и в самом деле быть терпимее к тебе, – совсем сбивающее с толку.
Мне казалось, что сейчас последует удар. Так всегда вели себя сестра и её муж, когда задумали наказать меня посильнее. От этих мыслей было страшно.
– В-вы меня накажете? – не выдержала я того густого и напряженного воздуха, что был вокруг.
– С чего ты решила? Мои слова были противоположны тому, о чём ты меня спросила, – задумчиво-прохладное.
Я не хотела говорить. Мне казалось, что мои мысли будут тем самым камнем, который он кинет в меня в следующий раз. Но разве такое было с его стороны? Хоть раз?
– Простите, – прошептала и уткнулась взглядом в инструмент, – мне принести вам е…ё? Она должна храниться у вас, потому что… это же ваша…она. Я столько не заплачу.
– Мандолина? – он дождался моего согласия, – Лу, прекращай. Разве кто-то забирает подарки? Даже для сохранности? Она – твоя, а значит и ответственность за неё ты несёшь самостоятельно.
– Вы были бы прекрасным отцом, милорд, – услышала я голос врача.
За ним последовала тишина, прерванная злыми словами господина:
– Арзт, будь любезен, исчезни с моих глаз! Я не нуждаюсь в твоей хвальбе!
Я улыбнулась, понимая, что вышло всё совсем не так.
– Вам необходимо сменить…
– Меняй и выходи! – не терпящее возражений.