Эрик

— Не прибедняйся. Но ты сам вернулся к разговору.

— Я не знаю, как тебе всё объяснить, так как у самого нет ясности в этом вопросе. Но раз ты так далеко зашёл в своих наблюдениях и обобщениях, глупо продолжать маневрировать.

— Почему?

— Я тебе доверяю и не хочу, чтобы моё доверенное лицо не имело веры в меня. Ведь твои сомнения гложут тебя и мучают. Зачем мне это? Кто вместо тебя будет гонять моих воинов?

— Так ты действительно не Эрик?

— И да, и нет. Тело, безусловно, его. А вот сознание… знаешь, я не могу объяснить, как я попал в его тело, я даже не представляю, что это за место. — Эрик обвёл рукой округу.

— Почему?

— Там, где я жил до того злосчастного утра, было почти то же самое за исключением времени. Какой у нас на дворе год? Верно, 6710 год от Сотворения мира. А я родился в 7488-м.

Рудольф аж запыхтел и дикими глазами уставился на Эрика.

— Да, именно так. После смерти, или что там со мной произошло, я очнулся не только в другом теле, но и в совершенно ином времени.

— А как тебя звали в той жизни?

— Артём, Артём Жилин.

— А какого народа?

— Его ещё нет, он только формируется из восточнославянских племён.

— Славянин?

— Можно считать и так.

— Но как это возможно?! Ты же сам отлично знаешь, что эти племена завоёваны норманнами две с лишним сотни лет назад. Так же, как и Франция. У меня в голове всё это не укладывается. Ты ведёшь себя как кровный норманн, а говоришь, будто иного рода. Невероятно!

— Понимаешь, дорогой Рудольф, норманн — это не кровь, это дух. Когда он тебя покидает, ты становишься рабом. Вспомни, как в древности Карл Великий громил своих врагов по всей Европе и что случилось потом. Помнишь? Ах да, ты и знать не можешь. Так я тебе расскажу: его потомки потеряли не только корону и земли, но и жизнь, так как их покинул тот дух, что заставляет человека бороться и упрямо достигать своей цели. Они стали цивилизованными, тем самым подписав себе смертный приговор.

— Почему ты так считаешь?

— Да всё просто. Разве у варваров было развитое право? Нет. Поэтому их практически ничто не ограничивало в поступках и желаниях. Заметь: чем сильнее развивается, с позволения сказать, цивилизация, тем больше появляется законов, которые связывают человека по рукам и ногам. Причём не только официальных законов. Ведь мораль, этика и прочая ересь — те же самые законы, только неписаные, и влияют так же, как и обычные. Чем больше ограничений, тем меньше возможностей и больше порядка. Всё бы хорошо, но порядок является противоположностью инициативы. Ты понял общий смысл идеи?

— Да. Получается, что мы сами себя уничтожаем… отравляем, через развитие закона и морали.

— Именно. В том мире, где я жил, германцы давно уже не те. Они сломлены и стремительно вымирают. Их место занимают негры и выходцы с Ближнего Востока. Они переживают подъём, подминая европейцев, вытесняя их с территории, дабы освободить жизненное пространство для себя. Своего рода замедленный геноцид. Куда смотрит Европа? Её уже давно нет. Достигнув господства над всем миром, она заживо сгнила, оставив лишь прекрасные по своему облику руины порядка и культуры, а также кладбища. Ты даже не представляешь, как гадко видеть, когда сильные народы падают столь низко, что их начинают считать не иначе как мусором.

— И даже не желаю это ни видеть, ни слышать. Я удовлетворён и теперь спокоен. Эрик, или… нет, Эрик. Ты — Эрик. Мне всё равно, кем ты был там, тут ты стал именно тем, кто вызывает трепет и уважение у людей и правителей. Меня не заботит это ужасное и, к счастью, недостижимое будущее. Мне важно то, чтобы мой сын жил хорошо, как и мои внуки. Здесь, в этом мире. А то, что ты сказал… Надеюсь, что мы сможем хоть как-то изменить это ужасное будущее.

— Ну что ты так нервничаешь? Оно не настолько ужасно, если смотреть в целом. Мы теперь летаем по небу и дальше, к другим планетам, плаваем под водой и взбираемся на самые высокие вершины. Но вот люди. Их стало невообразимо много, а количество всегда противоположно качеству. Они измельчали, стали гнилыми и слабыми, очень слабыми. Везде одни рабы и слуги, что не могут поднять голову и высказать своё мнение или заявить о своих интересах. Изредка встречаются торговцы и ремесленники, которые имеют хоть какую-то гордость, но их мало. Ни настоящих воинов, ни настоящих правителей, которые смогли бы повести за собой свои народы… Ты можешь себе представить, чтобы император оправдывался перед подданными за то, что какой-то его исполнитель напортачил? Вот то-то и оно, что нет. А у нас это заурядное явление. Ведь иначе нужно будет брать ответственность на себя, а для этого духу не хватает.