Но если оставить в стороне шаткость, явленную ею на первых порах, пара у них сложилась крепкая. И он, и она обрели друг в друге родственную душу: оба обладали развитым чувством собственной значимости; оба упивались ростом их совокупного дохода и владений, достигших свыше 80 000 фунтов в год и около 50 000 акров после того, как Чарльз в 1822 году унаследовал титул маркиза Лондондерри вместе с имуществом покончившего с собой старшего брата. Разделяли они и склонность к экстравагантности и показухе. «Побывав в том доме, недолго и всякий вкус к роскоши потерять, настолько там все вульгарно выставлено напоказ», – заявила княгиня Ливен после посещения дома, снятого ими в Лондоне, а венская знакомая язвила, что «когда они устраивают развлечение» для гостей, то «это нарочитый показ… ими своего превосходства по части их богатства и великолепия. Она… принимает вас с леденящей помпезностью. А он при
Так что в действительности, вопреки всем опасениям миссис Тейлор по поводу раннего брака племянницы, Чарльз на поверку оказался куда более заботливым и внимательным мужем, чем можно было бы ожидать, будь он просто охотником за приданым юной жены. В частных письмах брату в первые годы после женитьбы на «Фанни» (так он ее всю жизнь называл) он называл ее исключительно «моя несравненная маленькая спутница, ведущая себя как ангел». И двадцать лет спустя он продолжит отдавать ей должное в исключительно восторженных тонах: «Я должен ей больше, чем когда-либо сумею отплатить, хотя и не больше моих чувств к ней – …наперснице по радостям и горестям и просто суженой моей».
Управление семейными шахтами Вейн-Темпестов, с которых Чарльзу была, согласно брачному соглашению, пожизненно выделена доля в доходах, Фрэнсис Энн, по сути, также передала в руки мужа. Уступка мужу оперативного управления унаследованной угольной империей, возможно, была также вполне ожидаемым шагом с ее стороны, но никак не неизбежным. Та же леди Сара Джерси в 1806 году отказалась брать своего нового мужа в долю или доверять ему управление полученной в наследство от дедушки не менее внушительной финансовой компанией Child & Co. Даже вынашивая и рожая восемь своих детей, леди Джерси оставалась старшим партнером и лично участвовала во всех делах от бухгалтерии до подбора кадров и определения размеров окладов, держа за собою кабинет в их конторе на Флит-стрит. Параллельно она продолжала активно участвовать и в повседневном управлении клубами Альмака. Фрэнсис Энн, однако, пошла более традиционным путем, сделав мужа по существу своим агентом, и работал он в этом качестве исправно. Через считаные месяцы после свадьбы Чарльз возглавил управление шахтами от ее имени и, проведя детальный разбор их текущей деятельности, оперативно заменил не справлявшуюся со своими функциями команду управленцев людьми толковыми. После этого он, руководствуясь здравыми соображениями, пошел на заведомые риски, которые в итоге окупились: в частности, построил в Сихеме порт для отгрузки их угля морем и железную дорогу от шахт к нему.
Но, даже не будучи столь же в курсе всех текущих дел, как ее супруг, Фрэнсис Энн явным образом считала управление своим наследством их общим делом. «Мы простили [моей матери] 2000 фунтов… задолженности нам за мебель, книги, посуду и т. д., которые она продала и стащила», – писала она сразу же после свадьбы по поводу затеянного леди Антрим открытого разграбления имущества собственной дочери. Нет никаких сомнений в том, что Фрэнсис Энн держала руку и на пульсе всего происходящего в унаследованной ею угольно-промышленной империи на северо-востоке и вполне разделяла энтузиазм мужа по части крупномасштабных проектов, а во многих из них так или иначе и активно участвовала. Явно не собираясь мириться с уделом затворницы-домохозяйки, она играла ключевую роль в предвыборной агитации среди шахтеров в графстве Дарем, курировала строительство школ для их детей и даже ходатайствовала перед правительством о наследуемом пэрстве для своего старшего сына. Она же играла главную роль в перепланировке имения своих предков в Виньярд-Парке, и в постройке дома отдыха лично для себя на ирландских землях, унаследованных от матери, и в до слез дорогом проекте перестройки их новой недвижимости в Лондоне – бывшего дома графа Холдернесса, который они объединили в один комплекс с соседним особнячком поменьше. В получившемся в итоге роскошном таунхаусе она поставила себя хозяйкой роскошных приемов для элиты тори (на которых сама красовалась в гирляндах из драгоценных камней) и общепризнанной покровительницей восходящих звезд большой политики, включая самого Бенджамина Дизраэли. И все это она проделала на фоне девяти беременностей за пятнадцать лет, включая две закончившиеся выкидышами, и рождения трех сыновей и четырех дочерей [67].