Даже в тяжелые дни смел благодетельным быть.
Коль числом бы волос года считали,
То Лигейя была б всего трехлеткой.
И земель и племен богиня Рима,
Кому равного нет и нет второго,
Через много веков Траяна годы
Сосчитавши вперед и в восхищенье
Увидав и познав, сколь храбр и смел он,
Возгордилася им и так сказала:
«Вы, вельможи парфян, владыки серов,
Савроматы, фракийцы, геты, бритты,
Цезарь кротчайший! У нас, в Гиберии, Пальма правитель:
Мягкою властью его мир обеспечен стране.
Радостно мы воздаем благодарность за милость такую,
Ибо с ним вместе послал к нам ты и сердце свое.
Мильонщик Африкан, а все же он удит:
Судьба дает с излишком, но не даст вдоволь.
Муза, от нас и себя приветствуй Парфения-друга:
Кто же обильнее пьет из Аонийской струи?
Звуки чьей лиры ясней звенят у Пимплейской пещеры?
Из пиэрийской толпы кто же так Фебом любим?
Ты попроси, чтоб он сам наши стихи дал вождю
И в четырех лишь словах короткую робкую книжку
Сам бы представил, сказав: «Это читает твой Рим».
Если всю ночь напролет ты пьешь, то ты все обещаешь,
А поутру не даешь. Пей, Поллион, поутру.
За прибыль богачи считают, Авкт, злобу:
Дешевле ненавидеть, чем дарить, видно!
Не увлекайся, прошу, на коне ты отчаянной скачкой,
Приск, и за зайцами так бешено ты не гонись.
Часто охотнику мстит его добыча, и с резвой
Падает лошади он, не возвращаясь домой.
Или камней: обмануть может равнина тебя.
Сколько угодно таких, на ком убедишься ты в этом,
Но да не будет судьбы тяжким нежданный удар!
Если тебе по душе отважное дело, то тусских —
Что тебе в скачке верхом необузданной? Чаще при этом,
Приск, можно шею сломать, чем затравить русака.
Паррасийских чертогов все убранство
Божествам нашим отдано и взорам.
Перед золотом в скифских изумрудах
В изумленье Юпитер и от царской
Чаши здесь, что достойны Громовержца,
Что достойны и кравчего-фригийца.
Все с Юпитером мы теперь богаты,
А недавно — о, стыдно, стыдно вспомнить! —
Уступил, Лабиен, ты три участка,
Приобрел, Лабиен, ты трех миньонов:
Пашешь вновь, Лабиен, ты три участка.
Не понимаешь, Летин, почему столько дней лихорадка
Не покидает тебя, и без конца ты ворчишь.
И на носилках она с тобой, и в бане с тобою,
Кушает устриц, грибы, вымя и вепрей она;
Да и цекубское пьет только со снежной водой;
В розах она возлежит за столом, умастившись амомом,
И на пуховом с тобой ложе пурпуровом спит.
Если же ей у тебя так привольно и сладко живется,
Ты теперь, Ювенал, быть может, бродишь
Беспокойно по всей Субуре шумной,
Топчешь холм ты владычицы-Дианы,
И гоняет тебя к порогам знати
Ты, всходя на Большой и Малый Целий.
Я ж опять, декабрей прожив немало,
Принят сельскою Бильбилой родною,
Что горда своим золотом и сталью.
Мы в Ботерде, в Платее — кельтиберских
То названия грубые местечек.
Сном глубоким и крепким сплю я, часто
Даже в третьем часу не пробуждаясь:
Что все тридцать годов недосыпал я.
Тоги нет и в помине: надеваю
Что попало, с поломанных взяв кресел.
Я встаю — в очаге горит приветно
Все уставила ключница горшками.
Тут как тут и охотник. Ты такого
Сам не прочь бы иметь в укромной роще.
Отделяет рабов моих приказчик
Тут и жить я хочу и тут скончаться.
В Термах Эмилий латук добывает и яйца и рыбу
И утверждает, что он дома не ест никогда.
Нет жены почему у Темисона,
Удивлен ты, Фабулл? С сестрой живет он.
Грубого кто же тебя сочтет горожанкой Салона,
Кто же, Марцелла, сочтет нашей землячкой тебя?
Как изумительно ты, как тонко умна! Палатин бы,
Если б услышал хоть раз, принял тебя за свою.
Ни Капитолия дочь спорить не сможет с тобой.
И осмеять ни одна не посмела б из местных красавиц
Той, кому больше к лицу было бы римлянкой быть.
Ты заставляешь мою тоску по владычному граду
Непристойна кривая Филенида
До того, что (скажу, Фабулл, я кратко)
Ей пристойнее было бы ослепнуть.
Зубы и кудри себе, бесстыдница, ты покупаешь,
Но у кого же ты глаз, Лелия, купишь себе?
Как хорош шарабан мой, одноколка,
Элиана речистого подарок;
Всех он лучше повозок и колясок!
В нем ведь можно, Юват, о чем угодно
Тут ливийским конем арап не правит,
Подпоясанных нету скороходов,
Нет погонщиков, а лошадки немы.
Если б с нами Авит еще был вместе
Как приятно бы дни мы коротали!
Если я денег прошу без залога, ты «нет» отвечаешь,
Если же в них за меня дача ручается — «да».
В чем ты никак, Телесин, закадычному другу не веришь,
В том доверяешь моим ты овощам и кустам.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги