Эпиграммы

Иль червонцев чеканки новой восемь —

Вот тогда поцелуй ее не вялый

10 И не стиснуты губы, как немые.

Лишь одно она делает охотно:

Целоваться хоть даром не желает,

Но сосать она даром не откажет.

56

За год раз десять, а то и чаще ты тяжко болеешь,

Но не тебе, Полихарм, это опасно, а нам!

Ибо, как только ты встал, ты ждешь от друзей подношений.

Ну, постыдись! Заболей как-нибудь раз навсегда!

57

Зачем, ты хочешь знать, в сухой Номент часто

На дачу я спешу под скромный кров Ларов?

Да ни подумать, Спарс, ни отдохнуть места

Для бедных в Риме нет: кричит всегда утром

5 Учитель школьный там, а ввечеру — пекарь;

Там день-деньской все молотком стучит медник;

Меняло с кучей здесь Нероновых денег

О грязный стол гремит монетой со скуки,

А там еще ковач испанского злата

10 Блестящим молоточком стертый бьет камень.

Не смолкнет ни жрецов Беллоны крик дикий,

Ни морехода с перевязанным телом,

Ни иудея, что уж с детства стал клянчить,

Ни спичек продавца с больным глазом.

15 Чтоб перечислить, что мешает спать сладко,

Скажи-ка, сколько рук по меди бьют в Риме,

Когда колхидской ведьмой затемнен месяц?

Тебе же, Спарс, совсем и невдомек это,

Когда ты нежишься в Петильевом царстве

20 И на вершины гор глядит твой дом сверху,

Когда деревня — в Риме, винодел — римский,

Когда с Фалерном винограда сбор спорит,

А по усадьбе ты на лошадях ездишь,

Где сон глубок, а голоса и свет солнца

25 Покой нарушить могут, лишь когда хочешь.

А нас толпы прохожих смех всегда будит,

И в изголовье Рим стоит. И вот с горя

В изнеможенье я на дачу спать езжу.

58

К девкам, Алавда, ты льнешь, по словам супруги, она же

Только к носильщикам льнет. Оба вы с ней хороши!

59

Сколько раз тебя в Риме поцелуют,

Лишь туда чрез пятнадцать лет вернешься,

Не сочли бы и Лесбия с Катуллом!

Чмокнет каждый сосед, косматый мызник

5 С поцелуем к тебе козлиным лезет,

Тут насядут ткачи, а там — валяльщик,

Тут сапожник, что с кожей целовался,

Подбородка паршивого владелец;

Недостатка не будет в гнойноглазых

10 И во всяких других со ртом поганым.

Право, не к чему в Город возвращаться!

60

Марса питомец, мой день, когда я впервые увидел

Зорю и мощное в ней звездного бога лицо,

Коль неугоден тебе алтарь дерновый в деревне

После столицы, где я жертвы тебе приносил,

5 Мне ты прости: разреши не рабствовать в эти Календы

И на рожденье мое вволю пожить мне дозволь.

Что мне бледнеть, если нет горячей воды для Сабелла

Иль для Алавды у нас крепкого нету вина,

Цекуб мутный цедить, сквозь мешок беспокойно вливая,

10 И то и дело сновать между своих же столов,

Тех и других принимать и, во время обеда вставая,

Мрамор холодный как лед голой ногою топтать, —

Что мне все это терпеть, вынося самому добровольно

То, что владыка и царь мне приказать бы не смог?

61

Как бы краткой и острой эпиграммой

Я тебя ни задел, дрожишь, Лигурра,

И желаешь прослыть ее достойным.

Но напрасно желанье, страх напрасен:

5 На быков лишь ярится лев ливийский,

А до мошек ему и дела нету.

Если жаждешь, чтоб о тебе читали,

Ты найди себе пьяницу поэта:

Грубым углем он или рыхлым мелом

10 Накропает стихи в отхожем месте!

Лоб-то твой не моей достоин метки.

62

Древний небес властелин величайший и старого мира,

Сладкий при ком был покой и не знавали труда,

Не было молний при ком и разить ими некого было,

И, не разрыта до недр, почва богата была,

5 Весел и ласков приди на этот радостный праздник

К Приску: тебе надлежит быть при твоем торжестве.

Отче благой! Ты в отчизну его из латинского града

Мирного Нумы домой в зиму шестую вернул.

Видишь: такой же почет, какой на Авзонии рынках,

10 Здесь воздается тебе, видишь и роскошь и блеск?

Как не скупится рука, на столах какие подарки,

Что за богатства, Сатурн, в честь раздаются твою!

Но несравненно ценней, еще больше тебя прославляет

То, что почтенный отец твой соблюдает обряд.

15 Будь же, святой, ты в своем декабре возлюбленным вечно

И возвращай в эти дни Приска почаще отцу.[265]

63

Ты, о Кордуба, что тучней Венафра,

Чьи оливы истрийским не уступят,

Белых ты превзошла овец Галеза,

Шерсть не крася ни кровью, ни багрянкой,

5 Но, храня их руна живой оттенок,

Устыди своего, прошу, поэта:

Он крадет у меня стихи для чтенья!

Будь поэт он хороший, я стерпел бы:

Отомстил бы ему я за обиду.

10 Блуднику ж холостому чем отплатишь?

Что возьмешь со слепца, коль ослепит он?

Хуже нет ничего бандитов голых,

И опасности нет плохим поэтам![266]

64

Кравчего, краше всех слуг румяным лицом и кудрями,

Цинна пустил в повара. Цинна до лакомств охоч!

65

Когда с Филлидой я прелестной ночь пробыл,

На все лады была она такой щедрой,

Что утром о подарке долго я думал:

Не дать ли фунт благоуханий ей Косма,

5 Иль Никерота, иль бетийской пуд шерсти,

Иль десять с Цезаря лицом кружков желтых?

Но тут, обняв меня, и ластясь, и томно

Поцеловав, как страстный может лишь голубь,

Филлида попросила дать вина бочку.

66

Ты приобрел себе дом за целых сто тысяч, но даже

Хоть и дешевле цены жаждешь его ты продать.

Но покупателя ты лукаво, Амен, надуваешь,

И показная внутри роскошь скрывает шалаш.

5 Ярко украшены все черепахой ценною ложа,

Редкий на утварь пошел здесь мавританский лимон,

Замысловатый буфет — в золотых и серебряных чашах,