Эпидемии. Так начиналась микробиология

Точно так же и Дженнер обеспечил человечество от оспы, ничего не. зная об оспенном микробе; и Пастер нашел средство для предохранения от бешенства, хотя этиология последнего была невыяснена. Эпидемиологические законы, ложащиеся в основу успешной профилактики, могут быть определяемы совершенно независимо от этиологических исследований и не могут поэтому быть опровергаемы последними, а только разъяснимы.

Ввиду этого основные принципы холерной эпидемиологии не могут быть видоизменены различными бактериологическими открытиями, вплоть до пресловутых холероносителей. Мало интереса представляют также и старые споры приверженцев почвенной, водной, контактной теорий.

Если здесь излагается теория сапрофитных очагов, то только как попытка передать современным языком давно известные факты[86].

Теория эта заключается в следующем.

Наиболее важная для гигиены классификация заразных болезней делит их по тем местам (очагам), где размножаются их возбудители и откуда они выходят для заражения людей. Эти очаги бывают сапрофитные и паразитные. Последние в свою очередь делятся на животные и человеческие. Человеческие очаги, наконец, могут быть явными и скрытыми. Поясним сказанное несколькими примерами. Зараза ботулизма и других пищевых отравлений всегда исходит из сапрофитных очагов, так как Bact. botulinus может размножаться не внутри живых тканей, а только на мертвом субстрате. Наиболее губительная из всех человеческих инфекций – летний понос грудных детей – также обыкновенно приписывается сапрофитным очагам размножения гнилостных бактерий в молоке или искусственной пище новорожденных. Сибирская язва, по мнению Пастера и Коха, также обыкновенно исходит из сапрофитных очагов – из почвы, где попавшие из выделений животных сибиреязвенные палочки образуют споры. Малярия всегда исходит из паразитных очагов, а именно, инфицированных комаров. Точно так же бешенство имеет только животные паразитные очаги, т. е. главным образом собак. Человек же- никогда не бывает очагом бешенства. Сифилис распространяется только при помощи человеческих очагов и, как обыкновенно думают, только в период явно выраженной болезни. Эпидемический менингит, напротив, особенно опасен своими скрытыми носителями. Точно так же и для брюшного тифа очень опасны здоровые Bacillen Träger – скрытые очаги.

Совершенно понятно, что такая классификация имеет громаднейший интерес для гигиены и санитарии. Эти дисциплины, являясь частями биологии[87], изучают природу только в ее отношении к человеческой жизни и здоровью. Им важно поэтому знать, откуда является угроза для последних со стороны каждой инфекции. Только зная очаг заразы, можно уничтожить его или уничтожить его опасность.

Во-вторых, огромное значение указанной классификации заключается в том, что она не есть предустановленная незыблемая система, а является программой для всяких эпидемиологических исследований. Во всяком данном случае прежде всего надлежит определить очаг, откуда исходит зараза. История гигиены показывает, что в понимании очагов инфекций происходили и происходят самые существенные изменения. Наиболее разительным примером является малярия. Тысячелетия люди думали, что она исходит из сапрофитных очагов (болота, дурной воздух, миазмы). Теперь же доказано, что ее паразит проходит весь свой цикл развития в комарах. Даже сама санитария может изменять очаги зараз. Замечательным в этом отношении примером представляется брюшной тиф. Было время в Западной Европе при том всеобщем загрязнении, о котором сказано выше, когда бактерия брюшного тифа размножалась повсюду в человеческой обстановке и передавалась главным образом питьевой водой. Тогда заболеваемость брюшным тифом равнялась 221 на 10 тыс. в Вене, 96 в Берлине, 100 в Гамбурге, 141 в Висбадене. Брюшной тиф распространялся из сапрофитных очагов. Затем в перечисленных городах были устроены канализации и центральное водоснабжение. Заболеваемость упала до 6, 5,9; 12 и 10,7. Изучение остающихся случаев брюшного тифа показывает, что они имеют совсем иное происхождение: они именно обусловлены существованием как больных, так и носителей, т. е. явных и скрытых человеческих очагов.

В С.-Петербурге же, где до сих пор не осуществлены санитарные реформы и где смертность от брюшного тифа наивысшая в мире (7, 18 на 10 тыс. за период с 1899 по 1903 г.; 11,1 на 10 тыс. в 1908 г.), главное значение при распространении брюшного тифа имеют попрежнему сапрофитные очаги.