Тут голос Томми дрогнул, а музыка стала тише. Рэперы смотрели на покрытое шрамами лицо Фристайлера. Томми продолжил негромко:
Могильщики опустили заколоченный гроб в яму. Рэперы стали в круг возле нее, вскинули вверх руки с открытыми секундой ранее бутылками пива. Залпом высадили содержимое. И принялись кидать опустевшие бутылки в могилу. Некоторое время звучал гулкий стук и – изредка – звон разбитого стекла. Потом рэперы печально бросили в могилу Бакса по горсти земли и всей бандой двинулись прочь.
Могильщики начали зарывать гроб.
Тут все было быстро, четко и по делу. Ни пафоса, ни фальши – одни добрые и чистые, как родниковая вода, чувства.
Элвис посмотрел на Бакса. В глазах у рэпера стояли искренние слезы.
– Спасибо, братья, – прошептал он чуть слышно. – Все было кул…
Больше на кладбище делать было нечего. Наверняка в каком-то его углу еще кого-то отправляли в землю-матушку (в первой половине дня кладбище – место довольно бойкое), но на всех похоронах не перебываешь. Да и ни к чему, не спектакль это!
Хотя и сказал кто-то: «Весь мир – театр, а люди в нем – актеры». Шекспир, что ли?
Вот пусть на совести классика это и останется.
– Идем? – спросил Элвис.
– Идем, – в унисон отозвались Максим и Бакс.
Все трое потопали к воротам погоста, вышли на парковку. Максим с Элвисом направились к розовому катафалку. Через пару шагов Максим оглянулся. Бакс с нескрываемой тоской смотрел им вслед. Надо было сказать ему что-то на прощание, но слов не находилось.
Выручил Элвис. Взявшись за ручку водительской двери, он крикнул:
– Поедешь с нами, старик?
– А вы куда? – спросил Бакс.
– Никуда, – сказал Элвис
– По пути, – кивнул Бакс.
Приблизился к машине. И полез в салон катафалка.
10. Взгляд в прошлое
– Слушай-ка, Француз, – сказал Герман Кулагин по кличке Герыч, – с тобой тут Платоша Талесников хочет побазарить. Сугубо по делу!
Они сидели вдвоем на кухне у Герыча и употребляли «царскую серебряную» под пельмешки «останкинские».
Герыч готовил их особым образом. Сначала, как и все прочие холостяки, варил, а потом непременно жарил на масле. Так, чтобы образовалась корочка и закусь хрустела на зубах. Надо отдать ему должное – получалось гораздо вкуснее, чем просто склеившиеся друг с другом куски мяса и теста. Да плюс кетчуп… М-м-м, пальчики оближешь!
Герыч сегодня радовался жизни. Группа «Бэдлам», в которой он шарил на басу, только что вернулась с чёса по родной стране, и музыканты получили короткий отпуск – целых три дня. Платон Талесников, которому и принадлежала группа, иногда давал своим парням отдыхать в гастрольный период и этим отличался от множества других продюсеров.
Герыча Максим знал уже несколько лет и втайне ему завидовал. Кулагин тоже был из понаехавших, много лет перебивался мелкими непостоянными заработками, подменяя в случае нужды штатных басистов других групп. Правда, надо отдать ему должное – не спился, не снюхался и не скололся. Присутствовал в нем какой-то стержень, не позволявший перешагнуть крайнюю черту.
А потом Герыч попал в «Бэдлам», группу, которую Талесников замутил в числе других своих медиапроектов. Чем ему приглянулся Кулагин, одному богу было известно. Возможно, что именно этим самым внутренним стержнем… Однако нюх у Платона имелся – среди нескольких проектов, куда он вложился, именно «Бэдлам» в конечном итоге и выстрелил по полной программе. Далеко не у всех продюсеров так получалось. Многие попросту разорялись и сходили с круга. А Платон, небось, уже десять раз отбил вложенное.
Ну и Герыч, как выяснилось, оказался на своем месте. К тому же и кое-какие вещички выдавал, время от времени становившиеся весьма популярными у фанатов.
В общем, ему повезло. Если забыть о поговорке «Тому повезет, у кого петух снесет…»
Максим смотрел, как хозяин разливает по очередной порции водки, и молчал. Потом наконец отреагировал:
– Что ему от меня надо? Вроде как среди вас никто на сторону не свинчивает. Или?..
– Понятия не имею. – Герыч пожал плечами и поставил бутылку на стол. – Я не слышал, чтобы кто-то решил свалить… А какая, собственно, разница? От базара ведь тебя не убудет. Вдруг да и зацепишь пруху…
Он был, конечно, прав.
После Питера измученный сомнениями в собственной творческой потенции Максим вернулся назад, в Белокаменную. Настя-Фрейя была благополучно забыта, не оставив в душе по большому счету никакого следа. Слишком разными они оказались… Собственные хиты рождаться по-прежнему не хотели, и он жил подобно Герычу – на подменах.