Эликсир бессмертия

За сёдзи — раздвижными японскими дверями — обнаружилась пустая, залитая солнечным светом комната, а в ней — ещё одни сёдзи. Тоже с журавлём. Раскинув свои огромные крылья, он летел навстречу алому кругу закатного солнца.

— Обувь надо было оставить у порога, но теперь лучше разуйся здесь, — сказал мальчишка.

Ника быстро стянула кроссовки, даже не развязывая шнурки, и аккуратно придвинула их к стенке.

В комнате за журавлём её встретил мужчина в таком же простом, как и мальчишка, кимоно, но перевязанном чёрным поясом. По всему было видно — он был мастером своего дела. Ника забылась на секунду, но вовремя опомнилась и поклонилась сэнсэю. Он поклонился ей в ответ, затем коротко кивнул мальчишке, стоявшему в дверях, и тот словно испарился. Мастер окинул Нику оценивающим взглядом.

— Для меня будет большой честью заниматься с вами. — Девушка ещё раз поклонилась.

Мастер составил ей подробное расписание. Это обрадовало Нику и одновременно напугало. Шестикилометровая пробежка каждый день, «для разминки», как сказал мастер. Четыре часа занятий в зале с небольшими перерывами. Обязательные медитации. Да ещё в придачу — стопка книг, которые ей нужно было прочесть в свободное от тренировок время. «Будет ли оно у меня теперь вообще?» — спрашивала себя Ника.

На овладение основами боевого искусства мастер давал Нике — при интенсивной учёбе — около полугода.

— Чтобы стать мастером, нужно гораздо больше времени. Тебе нужно не это. Твой отец обозначил задачу.

Ника кивала. Она была очень рада, что мастер оказался ещё не старым, крепким мужчиной, а не лысым стариком с седой бородой, как она себе представляла. Вне тренировок он разговаривал с ней на равных и, к счастью, неплохо знал английский.

— Это тебе будет очень полезно, — сказал ей Францев после первой встречи с сэнсэем. — Твоё тело должно служить тебе щитом и оружием. Ты научишься видеть во всех предметах средства нападения и защиты. Да и я буду за тебя чуть больше спокоен.

Теперь каждый день она встречала рассветное солнце в парке, на стартовой точке пробежки. Она бежала среди кипарисов, красной сосны, азалий, вишнёвых деревьев, которые цветут в разное время года. Учитель уже ждал её в зале. Они начинали с равномерного дыхания. Восстановить его после такого забега было совсем непросто.

— Ты должна научиться чувствовать всё своё тело. Каждое движение должно рождаться в глубине тебя, ты должна его увидеть, — не уставал повторять учитель. — Слушай своё дыхание, своё сердце. Ты чувствуешь, как сокращаются и расслабляются твои мышцы?

И Ника с восторгом обнаруживала: да — чувствует! Иногда она слышала, как стучит в кончиках её пальцев кровь, гонимая по телу ударами сердца.

Труднее Нике давалась медитация. Очистить сознание от мыслей было непросто: она каждую секунду анализировала всю тренировку, слова мастера, свои ошибки и успехи.

— Сосредоточься на дыхании. Оно должно заполнить твои мысли. Каждую секунду существует только твой вдох. За ним следует выдох. За ним — вдох. И больше ничего.

В конце концов Ника овладела и этим. И именно это помогало не так остро чувствовать разлуку с Тристаном. Постепенно у неё обострились не только ощущения, связанные с её телом, но и чувство равновесия, положение тела в пространстве. Острее стали зрение, слух, обоняние. Учась отключать сознание, Ника слышала, как скрипит бумага под шариковой ручкой Францева. Как пролетает комар за окном. Как ветер разбивается о стены дома. Как глухо шумит вода в трубах. Ника чувствовала живую связь своего сознания с телом и со всем окружающим миром. Иногда ей даже казалось, что теперь он весь был ей подвластен.

Глава 23. Клятва самурая

Было утро. Мягкое майское солнце вставало над городом, разгоняя ночную прохладу. Ника ещё спала.

Францев заварил себе японский зелёный чай сенча, к которому он пристрастился здесь, в Токио. Чай тут пили из маленьких чашек тонкого фарфора, которые у русских любителей чая не вызвали бы ничего, кроме усмешки. В чашке помещалось не более трети нашего гранёного чайного стакана. Заваривали его в миниатюрных чайничках, куда постоянно подливали горячую воду. В этом неспешном ритуале, однако, был свой глубокий смысл: он успокаивал, настраивал на философский лад, позволяя ощутить вкус каждого глотка, устраняя утреннюю спешку, когда ещё не вполне проснувшийся организм безуспешно пытается, давясь и потея, глотать вслед за завтраком жизнь всю целиком, одним махом. Напротив, сменяющие друг друга маленькие порции светло-жёлтого напитка с тонким, едва уловимым вкусом давали телу возможность проснуться, перед тем как оно погрузится в мир заполненных людьми улиц, стучащих колёсами поездов и сутолоку автомобильных магистралей.

Из приятного утреннего транса его вывел телефонный звонок.

— Филиппов-сан? — осведомился вежливый мужской голос. — Меня попросили вам передать, что в 12 часов вас будут ждать в саду гостиницы «Нью-Отани» около пруда с золотыми карпами. Вас устраивает это время?

— Да, вполне, — ответил Францев, уже догадываясь, с кем он увидится в полдень.