Эликсир бессмертия

— Прекрасно, — ответил вежливый голос, — хорошего дня.

Ровно в полдень Сергей стоял на изящном мостике, перекинутом через узкую часть небольшого пруда. В желтоватой воде неспешно, словно с чувством внутреннего достоинства, двигались крупные, с локоть, золотистые, белые и красно-жемчужные рыбины.

«Надо же, — подумал Францев. — У японцев всё пронизано чувством собственного достоинства — даже рыбы».

— Добрый день, — раздался за его спиной негромкий голос. — Вам нравится в Токио?

Масудо, одетый на сей раз в бежевый весенний костюм, оперся рядом с Францевым на перила мостика.

— Да, нравится, не скрою, — так же негромко ответил Францев. — Меня завораживает ваша эстетика. В японских садах кажется, что остального мира просто не существует. Их не хочется покидать.

— Вы тонкий ценитель, — улыбнулся Масудо. — Мне приятно это слышать. Пойдёмте туда.

И он указал рукой в направлении небольшого водопада, срывавшегося на несколько метров вниз в небольшую заводь, украшенную карликовыми соснами на маленьких каменистых островках.

Францев понял: основной разговор пройдёт там, где шум воды приглушит звуки их голосов.

— Филиппов-сан, — уже иначе, деловым тоном произнёс японец. — Я буду с вами откровенен, поскольку, мне кажется, мы друг друга хорошо понимаем. Как вы, возможно, заметили, я ни на секунду не верил тому, что вы занимаетесь ресторанным бизнесом. С другой стороны, никаких законов Японии вы не нарушили и у нас нет оснований выдвигать к вам претензии. Но дело даже не в этом.

На непроницаемом лице Масудо вдруг обозначился оттенок волнения.

— Помешав взрыву в поезде, вы спасли много жизней, и я вам выражаю глубокую признательность от лица правительства Японии. Могу также сказать вам, что моё начальство очень заинтересовалось вашей личностью. Но мне удалось убедить моих коллег не создавать вам трудностей. Вы можете спокойно жить в Токио до истечения срока вашей визы, и ещё… Тщательно всё взвесив, мы решили не предавать ваш доблестный поступок публичной огласке. Вы так и останетесь в сознании японцев неизвестным гайдзином, который в этот чёрный для Японии день спас жизни очень многим людям.

С лёгкой улыбкой Масудо посмотрел Францеву прямо в глаза:

— Я правильно понимаю, что и вас такой сценарий больше устроит?

Францев выразительно промолчал — на этом уровне откровенности опровергать слова Масудо было бессмысленно.

— Вот и хорошо, — ответил за него японец. — Как у вас говорят в России — «молчание — знак согласия»? Будем считать, что мы договорились.

Масудо немного помолчал, затем взволнованно провёл рукой по волосам.

— Та девочка с рюкзаком, которая должна была умереть первой, — его собеседник нервно сглотнул, — это моя младшая дочь, Юрико… Вы спасли её. И этого я вам никогда не забуду.

Францев ошеломлённо молчал. Бывают же совпадения! Он вспомнил аккуратно подстриженную чёрную чёлку, ставшие вдруг огромными перепуганные глаза, взмокшую от страха тонкую ладошку и гольфики, белые гольфики на ногах.

— Я всегда буду это помнить. Вы спасли её. Я теперь ваш должник. В нашей профессии… — Масудо вдруг запнулся. — В общем, мало ли что может случиться. У вас ведь тоже есть дочь. Вот здесь, — он протянул Францеву маленький конвертик из рисовой бумаги, — есть номер. Он закодирован, звонок идёт через спутник, отследить невозможно. Не знаю, воспользуетесь ли вы когда-нибудь им или нет, но, если вам нужна будет моя помощь — позвоните. Если сами не сможете и позвонит кто-то другой, пусть назовёт то место, где мы сейчас с вами стоим, и скажет кодовое слово «таноми-но цуна». Я сделаю всё, что будет в моих силах.

Позже Францев не раз вспоминал об этом разговоре.

Книга 3. Эликсир бессмертия

Глава 24. Сталинские грёзы

Москва. Январь 1950 года

Сталин уже третий месяц сидел на Ближней даче. Текущие дела требовали его присутствия в Кремле, однако самочувствие было — из рук вон. Недавно он пережил второй инсульт. Еле выкарабкался и был очень подавлен. Временами отнималась и повисала плетью рука, из-за головной боли он почти перестал спать. Это был ни сон, ни бодрствование — что-то среднее. Иногда вождь лежал, таращась в темноту, иногда впадал в полудрёму. И в этом состоянии видел странные сны.

Один раз ему приснилось, как он входит в Мавзолей, где лежит вождь мирового пролетариата. Почему-то распоряжается всем покойный академик Богомолец, у которого вообще-то была другая должность.

— Проходите, Иосиф Виссарионович! — говорит академик, ставший распорядителем в усыпальнице вождя. — Добро пожаловать к Владимиру Ильичу!

Войдя в главный зал, где возлежит мумифицированный Ленин, Сталин видит: рядом подготовлено ещё одно место.

— Эй, что это значит?! — вскрикивает он.

А Богомолец в ответ:

— Это место для вас, Иосиф Виссарионович!

— Что значит — для меня?!

— Теперь два вождя будут лежать рядом! Вы — и Владимир Ильич!

Набухая гневом, Сталин кричит:

— Ты пачему меня раньше врэмени хоронышь?! Ты знаешь, сколько я лет проживу?!