Вдоль обочин выстроились ряды полицейских. Они оттесняли бушующие толпы по обе стороны дороги. Слева собрались сторонники рабства, справа - аболиционисты. Абель говорил о сотнях? Куда там. И те, и другие исчислялись тысячами. Среди сочувствующих землевладельцам были в основном люди в возрасте. Они держали портреты короля и огромные копии каких-то документов, скрепленных государственными печатями. Наверное, намекали противникам, что те своими лозунгами прямо попирают закон.
Аболиционисты же были представлены в большей мере молодежью. Они вооружились плакатами с разорванными цепями и надписями, призывающими идти в ногу со временем и немедленно освободить лесной народ.
Обе толпы громко кричали, но что именно разобрать не представлялось возможным. Все сливалось в бешеный рев. Время от времени противоборствующие стороны устраивали "перестрелки" гнилыми овощами. Зачинщики сразу же получали дубинками, вне зависимости от политических убеждений.
За все время недолгой поездки я не увидел ни одного свободного места на тротуарах. Лавочники закрыли магазины, и теперь с испугом таращились на беснующихся граждан сквозь щели в ставнях. Простой люд стремился как можно быстрее покинуть потенциально опасное место. Но пока что до открытых столкновений дело не доходило.
Фургон остановился у самых крылец суда. Здесь собралось огромное количество стражей порядка. Помимо дубинок они вооружились винтовками и пистолетами. На синих мундирах поблескивали стальные кирасы, на головах - закрытые шлемы.
У крылец выстроилась очередь горожан с мольбертами и блокнотами. Понятно - журналисты. Полицейские в броне тщательно досматривали всех и проверяли документы. Очередь двигалась очень медленно.
Следом за акулами пера стояли активисты из обеих армий и просто неравнодушные подданные. Стояли вперемешку и непрерывно ругались. До рукоприкладства не доходило лишь благодаря обилию полицейских вокруг.
Дверца фургона отворилась. Меня, закованного по рукам и ногам, осторожно спустили на землю. Толпа тут же взорвалась, от рева реально заложило уши. Одни хором орали "позор" и "предатель", другие скандировали мою фамилию.
Кто-то начал бросаться тухлятиной, но стражи в доспехах загородили меня со всех сторон. Под конвоем, похожем на римскую черепаху, только без щитов, меня сопроводили в здание суда. У входа я увидел Абеля. Адвокат подошел и пожал руку.
- Не волнуйтесь, Джен. Все будет хорошо.
- Боюсь, при любом исходе живым мне город не покинуть, - проворчал я.
Адвокат улыбнулся.
- От суда толпы вас в любом случае защитят. Пройдемте.
По знакомому коридору со стендами на стенах меня отвели в просторное помещение со множеством стоящих полукругом кресел. Больше половины было занято журналистами. Художники сразу же приступили к работе. Послышался противный шелест карандашей.
Перед креслами стояли два длинных деревянных стола. За одним расположился Абель, за соседний сел следователь Хэнс. Понятно. Здесь, оказывается, нет прокуратуры, а сторону обвинения представляет полиция. Интересно...
У стены напротив столов стояла клетка со стулом. Меня затолкали внутрь и лишь потом сняли кандалы. Места в клетке было совсем немного. Я мог стоять, а мог ухватиться за прутья - вот и вся свобода движения. Ну хоть не в браслетах, и то хорошо.
В соседнем углу, что напротив двери, высилась кафедра. Рядом - еще одна, поменьше, и длинная скамья. Незнакомый судья в красной мантии читал дело, периодически поглядывая в зал. А народ все шел и шел. Пока обыщут, пока проверят... Минут через пятнадцать свободных кресел не осталось. Опоздавших вытолкали из коридора и закрыли дверь.
Судья взял со стола массивный золотой колокольчик и тряс его, пока шум собравшихся полностью не стих. Мужчине в мантии было лет под сорок. Длинные русые волосы падали на плечи, темные усы придавали узкому сухопарому лицу излишнюю строгость.
- Суд начинается! Приглашаю в зал присяжных Наблюдателей!
Мне невтерпеж было посмотреть на этих колдунов. Почему-то представлял почтенных бородатых старцев в остроконечных шляпах. Но в помещение вошли... кто бы вы думали? Гадалки из "Гильдии магов"! Вот так сюрприз. Дамочки были в тех же черных платьях и шляпках с вуалями. На запястьях и шеях ворохи побрякушек и амулетов. Вышагивая словно на подиуме, колдуньи подошли к кафедре и расселись на скамье.
- Время клятвы! - известил судья.
Все встали. Я тоже. Так, на всякий случай.
Мужчина в мантии положил обе руки на сердце и громко произнес:
- Я, Альрад Парсо, сын Ахмуда Парсо, внук Тиграда Парсо, судебный заседатель в третьем поколении - торжественно клянусь судить объективно и справедливо, без страсти и предвзятости!
- Он не лжет! - хором воскликнули женщины.
Следующим клялся Хэнс.
- Я, Шамия Хэнс, торжественно клянусь обвинять справедливо, без давления и принуждений!
- Он не лжет! - отозвались колдуньи, но гораздо тише.
Все замолчали и уставились на меня. Интересно, а что говорить-то надо? Ладно, попробуем воспользоваться земным аналогом.
- Я, Джен Авелин, отца не помню, деда тоже, торжественно клянусь говорить правду и только правду!