Эльф из Преисподней

Уголок рта Белавина-старшего дёрнулся.

— Мне доводилось играть с шулерами, — утешил я соседей, — Почему бы не раскинуть партийку на интерес?

— Жутко мухлюет брат в буквальном смысле, — раскрыл мысль Пётр, — Вечно проигрывает, хотя и жульничает. Вот так ему не везёт. И при таких-то вводных он — тот ещё лудоман[3].

В Викторе между тем боролись два начала. Первое твердило, что перед ним простолюдин, а он обязан выказывать черни всяческое презрение, раз уж сам недалеко от неё ушёл. И все мои заслуги не могли его переубедить.

А вторая хотела нагреть меня, перебив вкус извечных поражений.

Победила эта, тёмная сила.

Правил земных игр я не знал, но схватил на лету условия в двадцать одно. За сотни лет пребывания на смертном плане мне покорилась не одна картёжная хитрость, и новизна игры не стала препятствием для овладения вершинами мастерства.

Так, за раздачами, в которых я из милосердия проигрывал Виктору достаточно, чтобы он чересчур не разозлился и не бросил развлекать меня, прошёл вечер.

Убедившись, что мои соседи заснули, я выскользнул из постели.

Настало время приключений.

Глава 20

После недавней тревоги патрулирование усилили, но какое мне до этого дело? Я выбрался через окно, проехался по сточной трубе и минуту спустя уже вовсю нёсся к цели.

Порой, разумеется, приходилось останавливаться, прятаться в кустах или за памятниками, ожидая, пока неторопливые безопасники пройдут мимо. Однако удовольствия от пробежки это не умаляло, напротив — добавляло особую перчинку.

Воздух пах свободой и свежестью. Мельком подумалось: а никак Эллеферия принялась наводить тут свои порядки? Тогда люди, живущие здесь, вскоре почувствуют зуд перемен, захотят бороться, не понимая против чего, искать счастья в новизне. Так бывает с местами, где поселяются боги.

На редкость неуютными эти места становятся.

Но нет, Эллеферия ведь мертва; не стоит валить моё воодушевление на неё. У бедной богини не хватит силёнок, чтобы прогнуть академию под себя. А если бы силы нашлись, ей бы доходчиво объяснили, насколько она неправа, многочисленные приверженцы Иешуа…

Мир бессмертных сущностей временами сильно походил на банку с пауками. Хотелось бы сравнить с косяком пираний, но нет. В реальности рыбки эти очень тактичны и пугливы, и до наглости отдельных разумных им далеко.

Вскоре показалась живая изгородь. Я крадучись пошёл вдоль неё, и кустарники вывели меня к внушительному забору, что ограждал женское общежитие. А точнее, к дремучей его части, куда не забредали охранники.

По территории бродили собаки, да какие! Парочка была мне по грудь. Сплошь зубастые, с огнём в крохотным глазках и слюной, что текла из приоткрытых пастей.

Памятуя о том, как пёсики любили гавкать, к забору я не приблизился. Вместо этого достал припасённую колбасу и (из другого кармана) пакетик со снотворной травой. Много времени работа не заняла: разве сложно втереть ломкие листики в мясо?

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — сказал я, гордо оценив результат своих трудов.

Волей я заставил колбасу проплыть от своего укрытия к территории за забором. Собачки немало раззадорились, но пока лишь поскуливали, посматривая на колбасу.

Если бы академией заправляли серьёзные люди, они бы удостоверились в том, что псы берут еду лишь из рук проверенных егерей — нет, здесь их звали кинологами. В таком случае мой план бы провалился, а сам бы я горестно возопил в небеса.

Но, по счастью, целомудрие своих студенток академия ценила не слишком высоко. Скажем, в той мере, чтобы позволить сметливому ученику обойти защиту и найти в том повод для гордости. А если б тот не смог, то приналёг бы на занятия, чтобы поскорее дорваться до запретного плода.

Обучение через награды — я всецело поддерживал этот метод воспитания. Он всегда давал отличные результаты.

В общем, собачки проглотили наживку. Радостно поскуливая, они набросились на угощение. К ним прибежали их четвероногие коллеги, и я всерьёз забеспокоился, что колбасы может не хватить для всех.

Но травка действовала быстро и мощно, как и предупреждал Тоден. Не успевали псы доесть свою порцию, как их забирал сон. Другие собаки нисколько не смущённые сонливостью родичей, хомячили остатки и тоже валились с ног.

Не прошло и десяти минут, как дорога передо мной была открыта. И пусть её усеивали сопящие тела, дёргавшие со сне задними лапами, я не жаловался.

Перемахнув через забор, я нашёл на стене ближайшего здания номер. Двойка. Слева стыдливым углом выступал дом, отмеченный единицей. Следовательно, если я пойду направо, то вскоре выйду к цели.

Вот по чему я так скучал — приятная прогулка под полной луной! Тихо шумели деревья, оглаживаемые ветерком. Накатило вдохновение, и я насвистел себе под нос маленький стишок, который, впрочем, был так плох, что я стёр его из памяти, едва закончив.

Из серебристой ночи выплыл номер пять.