Эльф из Преисподней. Том 2

— Не могу этого обещать.

Он наклонился вперёд, убрав ногу со столика.

— Это была не просьба. И не укоряющая речь. Расценивайте это как предупреждение.

Я пожал плечами.

— Приму к сведению.

В иных обстоятельствах я бы, может, напал на него за такую дерзость или как минимум возмутился ультиматуму. Но находиться рядом с ним было так приятно. Я плавал в океане благодушия, упиваясь тем, как быстро восстанавливается демоническая сущность.

Если моя легкомысленная отговорка и смутила Гаэмельса, то он не подал виду. А жгучая боль обеих душ смывала любые намёки на слабые эмоции.

— Теперь о том, как вы возместите нанесённый вред.

Вопиющая наглость. Я уже готовился приложить зарвавшегося эльфа отповедью и, возможно, парой воздушных пощёчин, чтобы не зарывался. Но его следующие слова заставили задуматься:

— Я желаю, чтобы вы выручили Анну ван Ранеховен. Она находится в затруднительном положении, но отказывается от любой помощи. Сердце разрывается, когда я вижу, как некогда великий род ван Ранеховен закапывает себя всё глубже.

— С чего бы Маат’Лаэде помогать человеку?

— Здесь, в Манхэттене, — усмехнулся Гаэмельс, — действуют иные законы. Здесь и я, и она — праймы, равные по статусу. А ведь моё знакомство с родом тянется ещё с тех смутных, печальных времён, когда только отгремела Ночь Падающих Звёзд. Людвиг ван Ранеховен был выдающимся учёным, своего рода гением. Его проекты немало помогли сформировать сегодняшний вольный город. Можно сказать, придали направление, в котором он движется и поныне. К тому же его можно назвать неплохим музыкантом, а это — серьёзная похвала в устах Маат’Лаэде, разменявшего пятую сотню лет. Его симфонии до сих пор собирают полные залы по всему миру.

— То есть дело в ностальгии?

Естественно, я бы ни за что не поверил, что проживший полтысячелетия эльф станет руководствоваться в своих действиях давно похороненной дружбой.

Гаэмельс поднял чашечку, сделал тщательно отмеренный глоток.

— Ах, в дикарстве есть своё очарование. Ничего удивительного, что Фаниэль увлеклась индейскими обычаями.

Он налил себе ещё.

— В некотором роде Анна напоминает Людвига. Уверен, если бы дела рода не были так плохи, когда она вступила в наследство, то она бы что-нибудь придумала. Но ей досталась на редкость несчастливая доля. За сотни лет ван Ранеховен пришли в упадок. Похоже, гений Людвига выпил всю живость ума из последующих поколений. Одно неудачное решение влекло за собой другое, бизнесы разорялись, имущество разворовывали нерадивые управляющие, состояния тратились на безделицы или азартные игры…

Эльф покачал головой, изображая сожаление. Испытывал ли он его действительно, было неясно, однако я предпочёл не поверить. Тем временем повествование, перемежаемое аккуратными глотками, продолжилось.

— В конце концов ван Ранеховен остались с одним старым имением на границе города. Единственный источник дохода рода — это большой вишнёвый сад, а он, как легко догадаться, ненадёжная ставка в нашем климате. Я не раз предлагал Анне продать сад мне, сулил огромные деньги за него — и всякий раз наталкивался на отказ. Я не настолько щедр, чтобы заниматься благотворительностью, но в память о Людвиге я был готов расстаться с умопомрачительной суммой. Всё, чего я просил — это сад, чтобы отдать его под застройку, и принятие моего покровительства, чтобы род ван Ранеховен находился под надёжным присмотром.

— Выглядит как великолепное предложение, — из вежливости сказал я.

Наверняка за ним крылась какая-то уловка, второе дно. Чем старше становились эльфы, тем изощрённее подготавливали почву для успеха за чужой счёт.

— Несомненно. Увы, Анна — та ещё гордячка и, более того, испытывает к вишнёвому саду неуместную для главы рода сентиментальность. Она могла бы возродить ван Ранеховен, но предпочитает забиться в покосившуюся усадьбу и забыть о внешнем мире.

— И моя роль?..

— Очень проста. Убедить её принять мои условия. Вы не из Триумвирата и новичок в городе, может быть, с вами как с посредником она внемлет к голосу разума. Или, например, вы могли бы предложить деньги и покровительство от своего имени. Убеждён, что где-то внутри вас есть дипломатическая хватка, вы просто отказываетесь прибегать к ней.

— На свете есть мало вещей хуже пожирания заживо, и одна из них — дипломатия.

Эльф заморгал.

— Надеюсь, вы судите не по собственному опыту.

Бывали в моей жизни и такие эпизоды, чего таить. Да взять хотя бы недавнюю операцию с демонической сущностью.

Дипломатия означает необходимость проявлять вежливость и готовиться к уступкам. Ни то, ни другое не впечатлит ворона настолько, чтобы от оторвался от пожирания твоих кишок, и он вряд ли похвалит тебя за чудесные манеры. А ведь в конечном счёте всё сводится к силе — что у смертных, что у нас.

Гаэмельс бросил взгляд на роскошные наручные часы, с сожалением отставил опустевшую чашку.

— Вы берётесь за задачу?