Эльф из Преисподней. Том 2

А ещё выяснилось, что к Фаниэль на огонёк заглянул гость. В большой гостиной, на диванчике возле потухшего кострища, сидел эльф в чёрной униформе Триумвирата. Знаковая фуражка с черепом и совой мирно устроилась на его коленях; в руках эльф держал фарфоровые блюдце и чашку и, перебрасываясь с тётушкой ничего не значащими фразами, потягивал травяной настой. Одна нога гостя расположилась на краю столика, на котором стоял чайник.

При моём появлении эльф повернул голову ко мне. Сверкнули запавшие глаза: один бледно-голубой, холодный, бесстрастный; второй — карий, налитый кровью и устремивший пустой взгляд сквозь меня.

Помимо гетерохромии, внешность гостя была заурядной. Его нельзя было назвать красивым — по меркам эльфов. Лопоухий, с чересчур широким подбородком на чересчур узком бледном лице, он производил впечатление этакого человеческого простофили, невесть зачем напялившего на уши удлинители. Даже кобура с пистолетом не вызывала ощущения угрозы.

Куда интереснее дела обстояли с внутренним миром гостя. Прежде я встречал такое всего несколько раз, и ни один из переживших особый ритуал не был способен к осмысленной речи, не говоря уже о функционировании в обществе.

Я имею в виду, конечно, расщепление духа.

Потому что своей души у эльфа оставалась всего половина. Она, источающая чистую муку и гнев, была грубо сшита с другой душой, насколько я мог судить, тоже эльфийской. Получившийся монстр был жутко уродлив и источал столь концентрированные страдания, что меня едва не скрутило от блаженства.

По эльфийским меркам существо передо мной было лишено чести называться Маат’Лаэде. Оно являлось продуктом бесчестного и безжалостного надругательства над сутью разумного существа.

И нет, это вовсе не походило на мои отношения с Нани! Его я мог изгнать в любой момент. А вот две несчастных эльфийские половинки некто обрёк на нераздельное сосуществование. Если вытащить нити, скреплявшие их, разум гостя непременно распался бы.

Если честно, я не понимал, как эльф ещё мог двигаться.

И вот это восхитительное чудовище, к которому я тут же ощутил глубокую симпатию, ибо оно насыщало мою суть, аккуратно поставило чашку с блюдцем на столик, чтобы поприветствовать меня.

— Если не ошибаюсь, Атананиэль.

— Верно.

— Гаэмельс эт’Вольклерун. Хотел бы добавить — к вашим услугам, но, боюсь, услугу мне задолжали вы.

Тут вмешалась Фаниэль.

— Вы о политике? Или будете бодаться, как молодые олени по весне, выясняя, кто кого облапошил? В любом случае мне с вами не по пути.

Не дожидаясь ответа, тётушка поднялась, изящно крутанув бёдрами, и прошла мимо меня к выходу. Я услышал её тающий шёпот: «Не будь идиотом», — на том участие Фаниэль в моём благополучии закончилось.

Я присел на нагретое эльфийкой место и потянулся к чайничку.

— В настое есть самогон, — предупредил Гаэмельс, — а вы ещё не достигли совершеннолетия, насколько я помню.

Его предупреждение пришлось кстати. Памятный вкус вина ещё жил призраком в моём желудке, и повторять опыт в ближайшее время не тянуло совсем.

М?.. Я должен был выпить просто назло Гаэмельсу? Но я же не ребёнок. Если бы мой поступок вызвал у него негодование, я бы, может, ещё подумал; но и тех эмоций, которые гость разбрызгивал вокруг себя, с лихвой доставало для того, чтобы получать истинное удовольствие.

Не так уж часто встречаешь разумных, которые владеют собой так идеально, что ничем не выдают боли, которая сопоставима с предсмертными муками.

Пожалуй, стоило бы насторожиться. Но вместо этого я боролся с желанием облизать губы. Противиться потоку мортидо[4], очаровавшему меня, было трудно.

— Между прочим, ваш коллега Ардовен спаивал меня вином.

Видите? Я даже обратился к нему на вы!

— Коллега? Мы с ним из разных… ветвей. Но он всегда тяготел к бесшабашности и не особо обдумывал свои поступки. В этом вы с ним схожи.

— Предпочитаю импровизировать.

— Да, у вас неплохо получилось разнести здание, принадлежавшее моему служащему.

— Спасибо. Правда, извиняться всё равно не планирую, не уговаривайте, — предупредил я, растянувшись на диване.

— Это грубо и, вообще-то, неприлично. Вы убили ни в чём не повинных людей.

— С каких пор невинные люди стали селиться в Бронсвилле? И с каких пор вымогательство и крышевание стали порядочным бизнесом? Не убеждайте меня, что все эти мордовороты ходили на шхуне за рыбой.

Гаэмельс тонко улыбнулся.

— Значит, вы всё-таки изучили материал, перед тем как соваться громить здание… или после этого.

Я не ответил. Он помолчал, собираясь с мыслями или пережидая очередной приступ душераздирающей боли.

— Понимаю, я вас кипит молодость, жажда творить безумства, чтобы порисоваться или просто из интереса — знаете, как некоторые человеческие детишки жгут муравьёв лупой… Через это проходили все, я в том числе.

Это куда же надо влезть, чтобы очутиться с развороченной душой?

— Но это была ваша последняя выходка подобного рода в Манхэттене. Необоснованные покушения на имущество праймов недопустимы. Я не потерплю дальнейшего ущерба своей репутации.

В его здоровом глазу на мгновение промелькнула ярость; второй же остался мертвенно-пустым.