Но до 20 июня еще была вероятность штурма. Опасениями с Гайдаром поделился Сергей Адамович Ковалев. Гайдар предупредил Черномырдина о явной готовности силовиков принять решение о начале штурма.
«Тогда ночью действительно было принято решение о штурме, – вспоминал Гайдар, – и только предельно энергичное вмешательство Черномырдина позволило спасти людей. Я думаю, не только у меня есть основания испытывать благодарность Виктору Степановичу за его действия во время буденновского кризиса».
Отношения Черномырдина и Гайдара, двух первых премьеров правительства постсоветской России, никогда не были простыми. Они прошли через целый ряд кризисов: это и попытка «замораживания цен» в 1993 году, и «черный вторник» 1994 года, и чеченский кризис. Но при всей остроте критики со стороны Гайдара, при всем ревнивом отношении к нему Черномырдина – они относились друг к другу с уважением. Они знали цену друг другу.
Одним из таких опасных порогов в бурном потоке реформ была денежная приватизация 1994–1997 годов. Так называемые залоговые аукционы, тоже сыгравшие огромную роль в российской истории.
…В бюджете 1995 года были предусмотрены доходы от денежной приватизации в размере более 8 триллионов рублей при бюджетном дефиците в 50 триллионов. Продавать, строго говоря, было нечего – парламент наложил запрет на продажи акций нефтяных компаний, к концу августа, как писал Евгений Ясин, от приватизации было выручено 500 миллиардов рублей, 1/16 годового плана.
Газпром при Черномырдине-премьере, естественно, не продавался.
«И тогда, – вспоминал Альфред Кох, отвечавший за выполнение приватизационного задания, – в правительстве стали склоняться к идее, которая обсуждалась уже не первый месяц: если акции нельзя продать, их следует… заложить».
Идею в марте 1995 года предложил Владимир Потанин. А разработана она была, по свидетельству Дмитрия Васильева, Борисом Йорданом. Победившие в конкурсе отечественные банки (только отечественные) получали от правительства контрольные пакеты акций крупных компаний, преимущественно нефтяных. Всего таким образом было выставлено на аукцион девять предприятий. Всего девять, но очень важных – это и нефтеперерабатывающие сибирские заводы, и «Норильский никель». Они, как вспоминал позднее Чубайс, сыграли роль рычага – с их помощью удалось добиться приватизации во всех регионах, на всех предприятиях страны, где до этого момента приватизация тормозилась, саботировалась, бойкотировалась всеми способами. Именно в этом, по свидетельству Анатолия Борисовича, состоял главный смысл залоговых аукционов, не говоря уже о наполнении пустого федерального бюджета.
Вот как вспоминал об этом Анатолий Чубайс:
«По-крупному картина выглядит следующим образом. Я сказал, что мы завершили в середине 1994-го первый этап приватизации, и она включала в себя магазины и т. д. “Малая приватизация” это называлось. Она включала в себя и значительную часть промышленности, но не включала в себя то, что называется “командные высоты”. Все наиболее значимые и наиболее крупные по масштабу, по численности работающих, по доходу, по влиянию на бюджет предприятия – они от приватизации отбились разными способами. В массовую приватизацию их было не вовлечь. Их можно было вовлекать только штучными решениями. “Норильский никель”, западносибирская нефть и т. д. Все директора были очень влиятельными людьми. Как правило, они были “красные”, а некоторые из них просто члены ЦК компартии, за редким исключением. Из них процентов 15–20 мы сумели приватизировать к началу 1990-х годов, а процентов 80 – нет.
АвтоВАЗ, например, в эту схему решил вписаться. А остальные сказали: “Не, мы не можем”.
К лету 1994 года стало понятно, что если не переломить ситуацию по большой приватизации, то мы не переломим ничего. Дело в том, что это не просто вопрос количественный, а это вопрос ключевой, решающий. Приватизация есть, а частной собственности нет. Пока эти командные высоты, эти главные предприятия не находятся в руках собственников, соответственно, и средние, да и малые, они работают в режиме, когда акционер приезжает на заседание собрания акционеров, а ему директор говорит: “Я тебя вычеркнул”. – “В смысле как?” – “Ну, вот так. Я вычеркнул вас из списка, из реестра акционеров”. То есть по документам есть собственность, а в реальности собственник – только директор.
Один такой акционер мне рассказывал. Он приехал к генеральному директору какого-то крупнейшего химкомбината, который они приватизировали. И акционер директору сказал: “Милейший, вот у вас приватизация, вот у нас акции, мы купили у вас 90 % акций, мы контролирующие акционеры, нам хотелось бы как-то понимать, что происходит”, и т. д. Тот слушал, слушал, говорит: “Сынок, иди сюда”. Тот встал, подошел. Директор окно открыл: “Посмотри”. А там стоят нефтехимические бойлеры огромные. Вид сумасшедший. “Видишь?” – “Вижу”. Он говорит: “Ты охренел, что ли, что думаешь – я тебе это всё отдам? Вали отсюда”. Вот что такое приватизация по состоянию на весну 1995 года.