Егор Гайдар

Сразу после Политсовета подходит кто-то из журналистов, спрашивает, как я прокомментирую заявление Явлинского о том, что блока между нами не будет. Думаю, что это какое-то недоразумение, говорю, что не знаю о таком заявлении. До вечера пребываю в убеждении, что речь идет о какой-то ошибке, ведь еще оставшиеся не решенными между нами вопросы носят технический характер. Вечером смотрю новости, худшее подтверждается. Звоню Явлинскому, прошу завтра подойти ко мне и договориться, как выходить из положения, все еще надеюсь, что речь идет о технических огрехах. Однако настораживает растерянный голос Григория. Условливаемся встретиться в кабинете Сергея Юшенкова. Наутро приходит Явлинский, в глаза не глядит. Я говорю о том, что надо срочно исправить положение, сделать совместное заявление, подтверждающее наше единство и договоренности. Он в ответ произносит что-то маловразумительное. О внутренних трудностях в “Яблоке”, о том, что решение не было достаточно тщательно подготовлено и возникли какие-то проблемы. Все дальнейшее просто не понимаю. Кажется, еще что-то о коммунистах, которые, по его мнению, в борьбе с нынешней властью могут стать союзниками.

Думаю, что именно в тот момент было предопределено поражение демократов на парламентских выборах 1995 года. Разрыв договоренностей между “ДВР” и “Яблоком” объективно открыл дорогу дальнейшему дроблению сил демократии».

Прервем цитату и переведем дух.

Гайдар оказался прав – и снова на десятилетия вперед. Неспособность демократов объединиться предопределила развитие всех дальнейших событий.

А ведь шанс был. Трудно сегодня задним числом выстраивать «альтернативную историю», но если бы в тот момент, в 1995 году, Явлинский не отказался от союза с Гайдаром, возможно, по-другому бы сложились и парламентские, и президентские выборы.

Другим курсом пошла бы современная российская история.

Леонид Гозман говорил нам в интервью, что очень ранним утром того дня, когда Гайдар ждал от Явлинского официального подтверждения межпартийного союза, часов в шесть или семь утра – к Явлинскому домой явился некий посланник. Именно его аргументы оказались решающими.

Скорее всего, это был Владимир Лукин…

Трудно сказать, под влиянием чего Явлинский принял это решение, что было главным – его собственные сомнения, позиция его ближайшего окружения, давление третьей силы?

Но чье бы ни было это решение – это, конечно, стало трагической ошибкой.

Но все-таки – почему так произошло? Что происходит с российскими демократами, и тогда, и теперь? Почему их объединение невозможно?

Ответ не лежит на поверхности. Довольно точный диагноз содержится в рассуждении о «пропасти» между интеллигенцией и народом, которая в России куда больше, чем в других европейских странах. Это правда.

Интеллектуалам свойственно сталкиваться лбами, спорить из-за идей, ценностей; ярким, творческим людям порой трудно жить в одной берлоге, под одной крышей. Но если в других странах интеллектуалы совершенно естественным образом расходятся по разным партиям и движениям, на разные идейные полюса – то у нас «оппозицию» как будто нарочно согнали в одну нишу, чтобы вызвать внутри этой ниши раздрай и свару. Ведь все остальные партии – это, как и в СССР, всего лишь «социальные лифты», путь к власти и собственности, прикладные политические инструменты, не более того. То есть верные наследники КПСС. Другими они так и не стали за долгие годы своего существования. Трудно понять, почему за тридцать лет из Коммунистической партии России не выделилась хотя бы одна, пусть небольшая социал-демократическая фракция. Почему даже «Яблоко» не родило новых фракций и движений, не говоря уж о политических наследниках Гайдара. «Партия интеллигенции» по определению не может быть единой. Объединение на таких основаниях по-прежнему невозможно. У нас нет нормальных партий. Поэтому нет и союзов.

…Но ответ содержится и в самой биографии Гайдара.

Пожалуй, он был единственным, кто всегда мог пожертвовать собой ради того понятия, которое у российских народников ХIХ века, а до них – в традиции классической философии называлось «общим благом». Ради этого общего блага он всегда мог наступить на горло собственной песне, не бояться умалить свое значение, пойти на союз и компромисс.

В этом он был наследником тех демократов 1980-х, которые создавали новую реальность в политике: Сахарова и его коллег по «межрегиональной депутатской группе», политических активистов, приведших к победе на выборах Ельцина, Попова и Собчака, всей демократической интеллигенции 80-х.

Но, пожалуй, он был единственным или почти единственным из тех, кто следовал этой традиции, этой верности идеалам второй республики все 90-е годы. Одним из немногих…

Попытки объединить демократов не оставлял Гайдар и позже.

Михаил Шнейдер, демократический активист 80-х и 90-х, пишет о теме объединения так (хотя с его мнением многие могут поспорить):