…И дальше мне все было понятно. Я понимал прекрасно, что тут уже всё. Теперь уже будут говорить пулеметы. Но делать нечего, колонна пошла уже на Крымский мост и смела ограждение из двух жиденьких цепей. А первое ограждение, что характерно, которое стояло непосредственно на Октябрьской площади, омоновское оцепление, оно расступилось и пропустило колонну. Я понял, что всё. Дальше движение по Садовому кольцу, по направлению к зданию СЭВ, к Белому Дому, колонна обрастала людьми, по мере движения она становилась все многочисленнее, все больше и больше людей, потом их уже стало больше, 50 или 60 тысяч человек в итоге. Колонна подкатилась к зданию СЭВ (там располагалась мэрия Москвы –
Толпа захватила мэрию, ворвавшись туда, избив милиционеров и охранников. Грузовик протаранил стеклянную дверь мэрии. Было прорвано оцепление и вокруг Белого дома. Захвачен в плен Брагинский, помощник Лужкова, который дежурил в мэрии.
«Там произошла эта неприятная сцена с Брагинским, – рассказывал Илья Константинов, – когда его волокли из здания мэрии и стали избивать палками. У него из ушей и из носа уже шла кровь, я увидел эту страшную сцену и попытался растащить людей, руками мне это сделать не удалось, вот тогда мне пришлось единственный раз использовать выданное Хасбулатовым оружие, я стрелял в воздух из пистолета и кричал матом страшными словами: “Разойдись, разойдись”, ну разошлись в конце концов, и мои помощники увели Брагинского в здание Верховного Совета. А так я думаю, что его бы прямо на месте и растерзали бы. Очень неприятная сцена, этот самосуд, эти, знаете, старички-боровички с палками суковатыми, которые рвутся ударить: дай мне, дай мне! Это тоже у меня в памяти очень хорошо сохранилось. Жуткая вещь – толпа. Ну а потом… потом, странный и необдуманный призыв Руцкого двигаться в Останкино».
Случилось то, чего так долго ждали в Белом доме, – настоящее «народное восстание». Люди смяли милицейское оцепление на Садовом кольце, смели оцепление вокруг Белого дома, штурмом фактически взяли мэрию. Все были возбуждены. То, о чем говорили все эти дни лидеры Белого дома – Руцкой, Хасбулатов, Макашов, Анпилов: «режим падет», «народ сметет кровавый режим», – все это как бы начало происходить.
Аналогии с августом 1991 года напрашивались сами собой. Ведь и Руцкой, и Хасбулатов в те августовские дни тоже были в Белом доме. Рядом с Ельциным. Они видели, как тогда народ победил – хотя весь город был заполнен войсками.
Но никому из них почему-то не пришло в голову спросить: а что было бы тогда, в августе 1991 года, если бы со стороны защитников Белого дома раздался хоть один выстрел? Если бы был убит хоть один офицер или солдат? Если бы защитники Белого дома начали убивать вооруженных людей?
Разумеется, тогда – в августе 1991-го – оборона Белого дома закончилась бы мгновенно, «живое кольцо» было бы сметено, ГКЧП одержал бы полную победу.
«Тот, кто включал телевизор 3 октября, – пишет Олег Мороз, – где-то после трех-четырех (часов дня. –
В этот час многие москвичи приникли к радиоприемникам – по «Эхо Москвы» не было никаких передач, звучала мрачная, тревожная музыка, и лишь иногда включался голос диктора, сообщавшего, что «колонна грузовиков с вооруженными людьми продолжает движение к телецентру в Останкино».
Еще страшнее стало в семнадцать с копейками. Те, кто просто смотрел телевизор (шел футбольный матч «Ротор» – «Спартак»), вдруг увидели перед собой черный экран с белыми буквами – телекомпания прекратила трансляцию «в связи с атакой на телецентр».
Казалось, над городом в этот тихий осенний вечер повисла страшная мгла. Среди бела дня ночь опустилась на город.
А вот как вспоминал эти часы один из предводителей «народного восстания», руководитель «Трудовой России» Виктор Анпилов: