Егор Гайдар

Надо сказать, усилия в этом направлении были предприняты немалые и силы задействованы тоже. Переговоры в Свято-Даниловом монастыре «под патронажем», как тогда говорили, патриарха Алексия II шли с середины 20-х чисел и к концу сентября дали довольно ощутимые результаты. В них со стороны Кремля участвовали вице-премьер Олег Сосковец, мэр Москвы Юрий Лужков, глава администрации Сергей Филатов. От белодомовцев требовали, прежде всего, сдать оружие, распустить свои вооруженные формирования. Те, со своей стороны, требовали включить в Белом доме коммуникации, дать свет, воду, снять жесткую блокаду.

Наконец на стол легла очень крупная политическая карта – так называемый «нулевой вариант». То, от чего Ельцин отказывался многократно – требование одновременных выборов президента и парламента, – наконец было им принято. Протокол № 1, как официально называла его пресса, был подписан. Казалось, что теперь открылся путь к разблокированию конфликта.

1 октября в Белый дом с подписанным протоколом явились под утро переговорщики от Хасбулатова – руководители палат Верховного Совета Вениамин Соколов и Рамзан Абдулатипов.

В Белом доме включили свет и воду.

Однако случилось нечто неожиданное… Или все-таки ожидаемое?

В 5 часов утра «военный совет» Белого дома «в составе Ачалова, Баранникова и Дунаева подписывает “контрпротокол”. В нем генералы ставят под сомнение целесообразность подписания Протокола № 1 и предлагают съезду денонсировать его. “Министры” считают, что переговоры могут быть начаты только в том случае, если будут выполнены следующие условия: …парламенту будут обеспечены широкие возможности для изложения своей позиции в СМИ… полностью снимут вооруженную блокаду Белого дома, обеспечат вступление в должность трех силовых министров, назначенных съездом. Съезд, собравшийся в 10 утра 1 октября (это, конечно, был уже никакой не съезд, а примерно 150 депутатов, находившихся в Белом доме. – А. К., Б. М.), потребовал также восстановить все функции парламента, прерванные по указу № 1400. То есть – от Ельцина, как только он пошел на попятный, хотя бы на сантиметр, сразу потребовали полной капитуляции».

Да, этого можно было ожидать.

И в этой ситуации, когда эта пауза неопределенности заполнила собой общественную атмосферу – во весь рост встал вопрос: а с кем же армия, с кем правоохранители?

Белый дом (и прежде всего, генералы Ачалов, Макашов, их ближайшие сподвижники) буквально атаковал военные части, округа, штабы, отдельных командиров, требуя от них встать на сторону «законной власти». Их представители сами ездили по военным частям. И непрерывно туда звонили.

«Силовым министрам, – пишет Олег Мороз, – в те дни то и дело приходилось разъяснять свою позицию. Так, на брифинге в середине дня 22 сентября Грачев заявил: несмотря на то, что в создавшейся ситуации армия сохраняет нейтралитет, армия будет подчиняться исключительно приказам Бориса Ельцина. Позднее Грачев заявил, что никому не советует “натравливать” армию на свой народ».

Постоянно звучали «распоряжения» и «приказы», «ультиматумы» и «последние предупреждения», о том, что оружие, находящееся в Белом доме, должно быть сдано властям. И раз за разом – ничего не происходило. А оружие продолжало накапливаться.

Наконец, к моменту 2 октября, когда стычки с ОМОНом и прорывы милицейских оцеплений достигли своего пика, стало вдруг очевидно, что милиция «куда-то девалась». В любых мемуарах, написанных и с той, и с другой стороны, отмечается этот странный факт – в тот самый момент, когда милицейские силы должны были быть усилены, удвоены и утроены, они вдруг исчезли из города.

Касалось это в том числе и блокады вокруг Белого дома.

«Был такой момент в этой истории, тогда милиция ушла. Отозвали ее, не отозвали, до сих пор об это ломаются копья, но вокруг Белого дома оцепления не было» (интервью с Вероникой Куцылло).

Почему улицы Москвы в те дни реально опустели, почему на них не было не только людей с оружием, но и вообще милиции?

Министр внутренних дел Виктор Ерин позднее объяснял это так: