Эгоист

Послышались звуки рояля. Доктор Мидлтон, положив одну руку на перила лестницы, пролепетал:

— Я думал, что дамы отправились спать.

Из двери в библиотеку вышел Вернон.

— Коллега! — приветствовал его доктор.

Вернон жестом ответил на приветствие и обратился к Уилоби.

— Дамы в гостиной, — сказал он.

— Я иду наверх, — послышалось в ответ.

— Одиночество и сон после такого вина, и да хранят нас боги от общества смертных! — вскричал доктор. — Э-э, Уилоби, послушайте!

— Да, сэр?

— Завтра только одну!

— Вы распоряжаетесь погребом, сэр.

— Лучше бы мне доверили править солнечной колесницей! Я решительно настаиваю на том, чтобы была одна, не больше! Мы уже раскупорили одну из пятидесяти дюжин. Если распивать по бутылке в день, мы не так катастрофически быстро доберемся до остальных сорока. Две бутылки per diem[12] сулят полнейший распад и безответственность. Что касается моего собственного организма, да будет вам известно, я легко переношу три бутылки зараз. Однако я блюду интересы грядущих поколений.

Во время монолога доктора Мидлтона дамы одна за другой выплыли из гостиной. Услышав голос отца, Клара вышла первой — ей не терпелось справиться у него относительно предстоящего отъезда.

— Папа, во сколько мы завтра уезжаем? — крикнула она и, взбежав на лестницу, чтобы его поцеловать на ночь, повторила вопрос: — Когда ты будешь завтра готов?

Доктор Мидлтон несколько раз звонко откашлялся в знак своей неуклонной решимости. Затем он вздумал пуститься в ученые разглагольствования. Но полное нетерпеливого ожидания лицо Клары взывало к краткости; осунувшееся и как-то вдруг потускневшее, оно так не вязалось с теснившимися в голове доктора видениями гурий, ожидавших в своем заветном подвале отважных рыцарей, что он почувствовал прилив досады. Брови его соединились над переносицей, и он произнес:

— Завтра утром я ехать не могу.

— А днем?

— И днем не могу.

— Когда же?

— Дорогая моя, единственное, на что я сейчас способен, — это лечь в постель. Все остальное выше моих возможностей. Любезные дамы, — поклонился он группе, стоявшей внизу, в холле, — да будут сладостны ваши сновидения!

Сэр Уилоби поспешно спустился, пожал руки дамам, направил де Крея в лабораторию курить и снова присоединился к доктору Мидлтону. Он был раздосадован происшедшей сценой и не хотел оставаться с Кларой в том душевном расположении, в каком пребывал сейчас, предпочитая, чтобы она узнала об ожидавшем ее разочаровании на следующий день, когда его не будет дома.

— Покойной ночи, покойной ночи, — сказал он ей с подобающей нежностью и на мгновение склонился над ее безжизненной рукой. Затем подставил доктору свою.

— Хорошо, сынок Уилоби, я принимаю вашу дружескую поддержку, хоть и в состоянии справиться сам, — произнес отец ошеломленной девушки. — Свечи, насколько я помню, на первой площадке. Покойной ночи, Клара, покойной ночи, дружок!

— Папа!

— Покойной ночи!

— Ах! — Кларина грудь высоко вздымалась. Ей было стыдно всей этой закулисной интриги, стыдно жалкой роли, которую ей приходилось играть. — Покойной ночи.

Отец ее стал подниматься по лестнице. Она спустилась вниз, к дамам.

— Мы с отцом собирались завтра с утра поехать в Лондон, — сказала она. В голосе ее не слышно было ни малейшей дрожи, но выражение лица не оставляло места для сомнений. Де Крея оно огорчило весьма и весьма.

Глава двадцать первая

Кларины раздумья

Этой ночью в доме не спали двое: мисс Мидлтон и полковник де Крей.