Эгоист

Итак, вино прибыло. Вернон и де Крей ретировались, а доктор Мидлтон сделал первый глоток. Глотнул и посмотрел на своего радушного хозяина.

— Дюжин тридцать? — спросил он.

— Пятьдесят.

Доктор смиренно склонил голову.

— Считайте меня сторожем погреба, где хранится ваше вино, сэр, — обратился к нему хозяин. — Всякий раз, что вы почтите меня своим присутствием, оно будет подано к столу.

Достопочтенный доктор поставил свой бокал.

— Вы занимаете в некотором смысле завидный пост, сэр. К тому же ответственный. Ведь на вас лежит священная обязанность задержать день, когда наступит очередь последней дюжины.

— Итак, сэр, вы одобряете это вино?

— Вот что, сэр: предоставим заниматься славословием мелким душонкам. Я же скажу только то, что этот единый бокал вашего фамильного вина мирит меня с тем, что я не родился на девяносто лет раньше или в еще более отдаленную эпоху.

— Я обращаюсь с ним бережно, — скромно заметил сэр Уилоби. — Но, конечно же, его прямое назначение достаться тому, кто способен оценить его по достоинству. В вас, сэр, я вижу такого ценителя.

— И все-таки, мой друг, и все-таки! На вас большая ответственность: спору нет, это ваша собственность, но это также и вверенная вам драгоценность. И долг повелевает вам вручить этот клад вашим наследникам не слишком ощипанным.

— Надеюсь, сэр, вы не откажетесь выпить немного этого портвейна за здоровье ваших будущих внуков! И дай вам бог отпраздновать их свадьбу этим же вином!

— Как соблазнительно звучит в ваших устах долголетие! От такого вина сам дряхлый Титон поспешил бы в объятия розоперстой зари^{32}.

— Я готов просидеть с вами за этой бутылкой до самой зари, — простодушно ответил сэр Уилоби, не слишком осведомленный в любовных интригах древних небожителей.

Доктор Мидлтон взглянул на графин. Всякая радость таит в себе печаль, как напоминание о бренности всего земного. С тем количеством вина, которое содержалось в графине, нельзя было надеяться проводить звезды и встретить зарю.

— Увы, мой друг, бутылка старого вина никогда не бывает полной!

— За ней последует другая.

— Не может быть!

— Она уже заказана.

— Нет, я не могу этого допустить.

— Она уже раскупорена.

— Умоляю вас!

— Вино уже перелито в графин.

— В таком случае сдаюсь. Смотрите же, я настаиваю на вашем честном сотрудничестве. Только с этим условием соглашусь я воспользоваться вашей щедростью. Однако вот наглядное доказательство превосходства Бахуса над Афродитой. Насколько первый великодушнее! Поклоняясь ему, мы не ведаем ревности — пусть, кто хочет, делит с нами наслаждение. Но пробки, пробки, Уилоби! Это поразительно!

— Их состояние время от времени проверяется. Я помню такую проверку еще при отце. А однажды, уже после его смерти, я сам за этим проследил.

— Это, должно быть, не менее рискованная операция, чем трахеотомия. Я полагаю, здесь требуется не меньше хирургического искусства и такая же твердая рука. Да и пациенты, я думаю, в обоих случаях вздыхают одинаковым образом.

Перед носом у гостя снова возник полный графин. Доктор совершенно растаял.

— Дочь — вот все, что я могу вам предложить, — сказал он.

— И я принимаю ее, как самое большое сокровище, какое можно найти на этом свете.

— Мне удалось заронить в ее головку немного латыни и начатки древнегреческого. Так что она имеет некоторое представление о классиках. Одно время я строил кое-какие надежды… впрочем, она всего лишь девушка. В ней есть что-то от лесной нимфы. И все же вы найдете в чашечке этого цветка капли священной влаги Иппокрены^{33}. Она обладает аристократизмом духа — единственным видом аристократизма, который чего-то стоит. Она хороша — иные, те, кто не придает значения правильности черт, называют ее даже красавицей. Для меня, Уилоби, она прекрасна. Она — мое небо! Ее руки домогались многие. Но просители — это было в Италии — обращались всегда ко мне. У нее нет собственной истории. Вами начинается первая глава ее книги. И с вами она напишет эту свою единственную повесть. Так тому и следует быть. Mulier tum bene olet, — помните? «Отсутствие аромата у женщины — вот лучший аромат»^{34}. Она переходит к вам от меня, от одного меня, от отца к мужу. Ut flos in septis secretus nascitur hortis, — пробормотал он, доведя цитату до слов: Sic virgo, dum…[10]^{35} — Мне нелегко с нею расстаться. Но она попадает к тому, кто будет гордиться ею, как я, и даже больше: ему будут завидовать. Надо, чтобы мистер Уитфорд написал для вас свой Carmen Nuptiale.[11]