Его Высочество Пиц. Узы

Провожать его хозяйка не вышла, что было верхом наглости и неуважения.

Несмотря на то, что дело, в общем, решилось так, как Великий Князь и планировал, и даже ранее срока, Павел был в ступоре. Ни одна женщина до того дня не смела так себя вести с ним – с сыном и братом Императоров. Пиц чувствовал себя униженным. Его гордость была растоптана зарвавшейся гордячкой. Павел злился на нее и на свою глупую реакцию, но ничего не мог с этим поделать. С того дня Великий Князь потерял покой и сон. Он вновь и вновь переживал ту сцену, представлял, как и что нужно было по-другому сказать Ольге.

VIII

Никогда еще Лёля не была так рада приезду брата. Вначале она не могла ни с кем обсуждать случившееся, а теперь, когда у нее возникла такая потребность, Михен и Владимир уехали с Государем и его семьей на традиционную охоту в Спалю. С Любашей Лёля не посмела бы даже заикнуться на эту неблагопристойную тему, не говоря уже о матери.

Лёля зазвала брата к себе на обед, основными пунктами меню которого были уха стерляжья и седло дикой козы с зеленью. Сергей ни за что бы не пропустил трапезы у сестры. Готовили у Ольги божественно. Уха всегда была нужной крепости и вкуса, идеальной сладости и нежности, очищенная до совершенной прозрачности оттяжкой из паюсной икры. Ольга строго следила, чтобы повар не жалел шампанского, которое добавляли в бульон. О козленке и говорит нечего. Мясо, каким-то секретным способом лишенное специфического запаха, таяло во рту.

Пока брат с аппетитом поглощал изысканные блюда, Лёля вкратце пересказала, что произошло между ней, супругом и Великим Князем.

– Какую душераздирающую драму я едва не пропустил! Ты что же, выставила Его Императорское Высочество в буквальном смысле этого слова? – Сергей не мог сдержаться от смеха. – Благодари Бога, что теперь не средневековье, иначе твоя необузданность довела бы тебя до плахи!

– Знаешь, что задевает больше любых реакционных шагов? Полное отсутствие рефлексии… Бесчувственный, холодный, черствый человек! Я бросила к его ногам свое семейное благополучие, свое доброе имя, репутацию, свою душу бессмертную, в конце концов!

Брат едва сдержался от ехидного замечания по поводу некоторых принесенных жертв, которых, как зло болтали в салонах, Ольга лишилась давно и без помощи Павла. Сергей не преминул бы уколоть любого другого собеседника, но любимую сестру обижать не хотел. Она и без того выглядела раздавленной.

– Ежели абстрагироваться от эмоций, ты же понимаешь, что все должно было кончиться в любом случае… Вы не можете быть вместе.

– Чушь! Александр II женился на Долгорукой вопреки всем правилам и косым взглядам.

– Ольга, ты взрослая, замужняя дама! Пора прекратить мечтать о принцах.

– Ты не представляешь, какого это, когда в твоих руках спелый, ароматный плод, ты желаешь его до дрожи, до помешательства, и вот надкусываешь, а он оказывается подделкой из папье-маше…

– Перед тобой артист! Еще как представляю!

– Пусть нам не суждено быть вместе, но любить-то меня он мог по-настоящему, без обмана!

– К чему же? Как раз разумнее не терять голову, понимая и принимая все обстоятельства. Кстати, что заставляет тебя думать, что он тебя не любит?

– Ты разве не слышал, что я рассказывала? – слова брата раздражала Ольгу. – Он признался, что до сих пор любит свою жену!

– Покойницу?

– Да!

– Так и что тебя смущает? Он любил ее и чтит память о ней. Не вижу в этом совершенно ничего оскорбительного.

– Он любит ее теперь, видит везде ее образ… это не воспоминания, это чувство, которое до сих пор живо в его сердце. И мне там места нет!

– Ты, как всегда, все преувеличиваешь…

– Господи, он это заявил мне в лицо, без всяких экивоков!

– Тогда он – глупец! Упустить красавицу с такими драматическими талантами и электрическим темпераментом! – улыбнулся брат. – Мне почему-то кажется, что еще не все кончено…

– Нет, все кончено! Бесповоротно!

– А знаешь, возможно, он из тех, кто упивается своими страданиями. В таком случае теперь он станет изнывать по тебе и будет наслаждаться этим. Тоска по жене плавно перетечет в тоску по тебе…

– Ежели так, пусть корчится в сердечных мучениях во веки вечные! Пусть не будет ему счастья ни с кем другим! Пусть все эти падшие женщины, этуали и танцовщицы, которые крутятся вокруг Романовых, коли он с ними свяжется, оберут его до нитки, раз презрел он и надругался над чистым порывом моей души! А пуще всего пусть страшится судьбы своего дяди, Великого Князя Николая Николаевича!

– Ах, какой пыл! Какая страсть! Признайся, жалеешь, что выгнала? – прервал поток патетических, театральных проклятий брат.

– Ты же знаешь, я быстро принимаю решения, и никогда потом в них не сомневаюсь! И, прошу, не пойми меня превратно – я не ною и не жалуюсь, просто необходимо было выговориться.

– Ты его еще любишь? – поинтересовался напоследок брат, хотя прекрасно знал ответ на свой вопрос.

– Нет! Это был какой-то дурман, который теперь рассеялся, и отныне я все отчетливо осознаю! Любви нет!

IX