Весь дом и особенно комнаты Елизаветы Федоровны благоухали ароматом белых лилий, выращенными Великой Княгиней в оранжерее собственноручно.
Элла, приняв ванну с лепестками роз, уже в корсете вышла к горничным, у каждой из которых была своя задача. Из корзины, обитой внутри розовым атласом, достали приготовленное заранее платье из белого муслина и помогли надеть его. Фасоны своих платьев, подчеркивающие ее уникальный стиль, принцесса придумывала сама. Когда горничная уже укладывала Элле волосы, от переизбытка ароматов, Аликс подурнело. Супруга Павла извинилась и поспешила выйти на балкон, где пили кофе мужчины. Елизавета Федоровна не подала виду, но в ее голове мелькнули догадки о причине утренней тошноты подруги.
Погода словно заключила с Великими Князьями договор не портить гулянья, хотя две недели до этого были совершенно ненастными. День выдался чудесный. На небе не было ни облачка.
Праздник прошел замечательно. Собрались все крестьянские семьи округи. Мальчики соревновались в прыжках в мешках. Победителям Великие Княгини вручили различные призы. После этого началась беспроигрышная лотерея. Каждое семейство получило какой-то подарок: байковое одеяло, платок, отрез ситца, самовар или фарфоровые чайники. После лотереи малышам раздавали игрушки и сладости, запускали с ними бумажных змеев. Пестрая толпа была радостно возбуждена, но все вели себя достойно, не желая ударить в грязь лицом перед членами Царской семьи.
Довольные и немного усталые Великие Князья вернулись домой. Отдохнув, переоделись и после обеда приступили к танцам.
Жена Павла весь день была бледна, что не ускользнуло от внимательных глаз Сергея, который постоянно волновался о близких, как курица-наседка.
– Аликс здорова? Хорошо себя чувствует? – встревоженно спросил он Пица, едва они остались одни.
– Мы хотели вам сообщить, когда будем уверены… – брат сиял, как один из тех новеньких самоваров, которые они только что подарили крестьянам. – Похоже, следующей весной я стану отцом!
– Какая прекрасная новость! Чудо какая новость!
Сергей крепко обнял брата.
Он не мог дождаться, пока все разойдутся, чтобы сообщить супруге радостную весть.
– Как скоро, – заметила Элла без особого удивления, поскольку обо всем догадалась еще утром. – Они ведь только венчались…
– Одна моя заветная мечта, благодаря тебе, скоро исполнится. Надеюсь, и вторая не заставит себя долго ждать… – засыпая, пробормотал Сергей, в котором еще теплились надежды на отцовство.
XIII
Вернувшись в Петербург, Ильинский квартет погрузился в столичную рутину. Мужчины пропадали на службе, дамы занимались благотворительностью и рукодельем. Вечерами убивали скуку на различных балах, куртагах и суаре.
Дабы разнообразить досуг в продолжение сложившейся традиции, так полюбившейся Императорской семье, Сергей Александрович придумал поставить пьесу Алексея Толстого «Царь Борис». Главную роль в любительском спектакле играл старик Стахович. Сергей взялся исполнять Царевича Федора, а Павел блистал в роли Христиана Датского. Пиц удивительно естественно держался на сцене, искусно владел своим голосом, не переигрывал, вызывая всеобщее восхищение своей игрой. В обществе пели бесконечные дифирамбы в его адрес. Знатоки-театралы утверждали, что, если б не принадлежность к Царской фамилии, он мог бы стать большой сценической фигурой.
Чтобы беременная жена не скучала, пока они репетируют, Павел решил занять ее созданием костюмов для свиты своего героя. Это было очень кстати, поскольку серой питерской зимой гречанка загрустила. Ей, как южному цветку, необходимо было солнце и голубое небо, но их по обыкновению в Северной столице наблюдался страшный дефицит.
– Сегодня на генеральной репетиции произошел курьезный случай. Докладывающий Царю Борису о приходе депутации, спутался и, вместо «нунций папский» сказал «нанций пупский». Саша хохотал до слез. Он был на генеральном прогоне, и, кстати, остался очень доволен. Иногда ему все же нужно отвлекаться от монарших дел…. Да мы все смеялись так, что никак не могли собраться потом, чтобы доиграть серьезно, – Павел пытался развеселить супругу за обедом. Раньше она залилась бы звонким смехом, а теперь лишь улыбнулась.
Павел мучился, что, возможно, не знает истинной причины ее печали. Что, если Аликс расстроена не только темнотой и промозглостью, но и глупыми слухами о его якобы влюбленности в Елизавету Федоровну? Он слышал, что подобные бредни давно блуждают по салонам, но не понимал, как бороться со злословием, кроме как не обращать на него внимания. Не вырывать же сплетникам их грязные языки. Тогда бы все столичное общество вдруг онемело.
Лакей, подававший стерлядь, не заметил, что Аликс от блюда отказалась и продолжал стоять подле нее.
– Уноси рыбу, дурак! – вспылил Павел, раздраженный скорее своим бессилием и невозможностью исправить настроение супруги, чем отсутствием быстроты реакции у прислуги.
Аликс положила свою ладонь на руку мужа, чтобы успокоить его.
– Умоляю, успокойся, – шепнула она Пицу. – Такие резкости меня расстраивают…