Его Высочество Пиц. Узы

– Должен признаться, мне было особенно отрадно видеть Аликс… особенно ее, – щеки Наследника неожиданно залились краской. Ники прекрасно владел собой и редко показывал истинные эмоции.

Смущение Наследника было таким обаятельным, что Элла едва не улыбнулась.

– Теперь я тоскую, постоянно думаю о ней… – продолжал он. – Я был ею увлечен еще на вашей свадьбе. Но тогда мы были совершенными детьми, она уж несомненно. Сейчас, мне кажется, я влюблен и серьезно…

– Боже мой, Ники! Я была бы самой счастливой, если б у вас все сложилось. Я, безусловно, не могу говорить за нее, но чувствую, что ты ей так же небезразличен. Мне как-то сказали, что, если усердно молиться на освящении храма, Господь непременно услышит молящегося. От всего сердца я молилась за вас, чтобы Господь благословил и соединил вас, и в Иерусалиме, и у Павла в его церкви.

– Благодарю, тетенька! – к Ники вернулся смешливый тон. Он любил поддразнивать Эллу, называя «тетенькой», а она не была против.

– Если пожелаешь, я напишу сестре о нашем разговоре… только в общих чертах и спрошу, можно ли передать тебе такие же добрые приветы. Более определенно ты когда-нибудь сам с ней объяснишься.

– Да, это было бы замечательно! Мне необходимо получить от нее хоть какую-то весточку… мне нужна надежда!

– Милый мой Ники, вера и любовь способны на многое! Бог даст, все уладится! Если Вы любите друг друга достаточно сильно, все устроится наилучшим образом!

Цесаревич уходил от Елизаветы Федоровны воодушевленным.

– Ники, ты не можешь представить, как я дорожу твоим доверием и, конечно, о нашем разговоре никто не узнает… но у меня нет секретов от мужа, я хотела бы с ним поделиться… – сказала Элла, прощаясь с Наследником.

– Конечно, я не собирался скрывать это от моего любимого командира… Но для остальных пусть это будет тайной! Не хотелось бы оказаться в глупом положении, если ничего не выйдет…

X

После пяти лет совместной жизни Лёля начала замечать, что супруг теряет к ней интерес. Он все чаще предпочитал быть на службе, на маневрах, в военных лагерях или в офицерском собрании, все больше засматривался на смазливых девиц на балах и променадах.

Ольга знала, что дело не в ней. Несмотря на рождение еще одного ребенка, девочки, которую на зло судьбе вновь назвали Олей, талия ее была тонка, лицо прекрасно, а глаза сверкали огненными молниями, способными разжечь пламя в сердце любого кавалера. На нее по-прежнему обращали внимание проходящие на улице мужчины, сворачивая шеи. Особенно заангажированные даже пытались волочиться за ней. И только муж, проживший с ней пять лет, похоже, пресытился ею.

Сначала Лёля решила сделать вид, что не замечает этого. Она старалась лаской и заботой возродить остывающую страсть, но результат был довольно вялым, если не сказать плачевным. Темпераментная Пистолькорша, в списке добродетелей которой терпение отсутствовало как вид, не выдержала.

Она ворвалась в кабинет супруга, вытащила и перевернула все ящики его старинного стола красного дерева, разбросала документы и корреспонденцию в поисках доказательств его измены. В итоге она нашла одну записку, в которой говорилось о том, что некая дама не может забыть танца с Эриком… Не весть что, но кто знает, как после этого развивались события. Пистолькорс, которого, к слову, в прошлом году произвели в штаб-ротмистры, мог проявить ловкость и уничтожить все прочие доказательства.

– Подлец! Изменщик! – Ольга швырнула смятую записку в лицо супругу.

Эрика скандал жены совершенно не расстраивал, скорее забавлял.

– Истеричка! – хохотнул он ей в ответ.

Леля подняла любовное послание с пола, порвала на мелкие клочки и снова бросила ему в лицо.

– Грязное, похотливое животное!

– Не расплещи весь свой яд! Не останется, чем жалить по салонам.

– Ненавижу! – Лёля сжимала кулаки. – Я выдеру этой уличной мерзавке все ее жидкие волосенки!

– Не смей! – Пистолькорс вдруг стал серьезным. – Не вздумай выносить сор из избы! Не вынуждай меня браться за твое воспитание! Рука у меня тяжелая…

Лёля тут же смекнула, чем грозит продолжение скандала. Она отошла к окну, отдышалась и заявила:

– С сегодняшнего дня ты будешь спать в другой спальне и не смей ко мне приближаться!

Она вышла из кабинета с гордо поднятой головой, хлопнув на прощание дверью.