Княжна впала в забытье. Через день она тихо, не приходя в сознание, скончалась. А соловей под окном все выводил свою чувственную песнь любви.
Глава III
I
Вернувшись через два месяца из Петербурга, где Сергей и Павел были в военном лагере в Красном селе, Елизавета Федоровна навестила Зинаиду. Она нашла соседку на скамейке у могилы сестры, которую похоронили у южной стены усадебного храма Архангела Михаила. Внизу, под холмом, убаюкивающе журчала Москва-река.
Зинаида казалась тихой, печальной и спокойной.
– Душенька моя, – Элла обняла подругу, что было признаком самого искреннего сочувствия и благоволения, поскольку Великая Княгиня не любила излишней тактильности с чужими людьми. – Пусть это и не облегчит Ваши страдания, но знайте, что я плакала и молилась все это время вместе с Вами!
Юсупова взяла руку Великой Княгини, обтянутую белым кружевом перчаток, в свои ладони.
– Благодарю! Вы с Его Императорским Высочеством всегда очень добры к нам.
– Знали бы Вы, как Сергей тяжело переживает… особенно, когда уходят молодые. Даже как-то отметил, что именно хороших людей Господь прибирает – помните, два года назад так же от тифа сгорела милая, добрая Анна Дмитриевна Голицына, как ее родители горевали… теперь вот наша Татьяна…
Елизавета Федоровна боялась, что подруга спросит про Павла. Что она тогда должна ответить? Что все его мысли заняты греческой принцессой и предстоящей помолвкой? Родственники Татьяны могли затаить обиду на Великого Князя, поскольку хоть он, безусловно и не был виновен в ее смерти, все же не слишком оплакивал покойницу, влюбленную в него до беспамятства. Нет-нет, он был расстроен ее внезапной смертью, в той же мере, как и все остальные друзья и соседи. Но не более. Сердцу не прикажешь.
Зинаида смотрела вдаль с отсутствующим видом.
– Папá рассказал мне о семейном предании, вернее, о проклятии, которое наложил на Юсуповых то ли татарский князь, то ли Алексей Петрович… теперь неважно, – вдруг приоткрыла она завесу со своих дум. – Смысл его в том, что до двадцатишестилетия будет доживать лишь один наследник, сколько бы детей в поколении ни родилось… Нас было трое. Борис умер в детстве. Я едва не отдала Богу душу в восемьдесят четвертом, поправилась лишь после того, как ко мне пришел Иоанн Кронштадтский. Если б тогда меня не стало, по преданию Танёк сейчас была бы жива… Я ничего об этом не знала…
– О, Господи! В ее смерти нет Вашей вины! Зачем же Николай Борисович такое рассказывает? Какой от этого прок? Разве что разум его горем замутнен.
– У меня двое сыновей…
– Нет, Вы не должны об этом думать! Не верьте в глупые предания! Под таким гнетом жить невозможно!
– Папá жил… и как видите, сбылось…
– Душенька моя, это страшное, печальное совпадение! Посмотрите, как много молодых людей умирает. От чахотки, от холеры, а кто-то от тифа… Так случается, без всяких проклятий… А мы должны молиться и надеяться, что наших близких минет чаша сия!
Зинаида тяжело вздохнула.
– Да, что же нам еще остается? Не будем больше об этом, – разговор рвал ей душу. – Умоляю, пусть юсуповское проклятие останется похороненным здесь, на этом месте! Я открылась Вам, как близкой подруге…
– Не сомневайтесь! Я сейчас же о нем забуду.
– И еще молю передать всем мою нижайшую просьбу – о Татьяне не говорить. Мне слишком больно. Не хочу, чтоб касались ее имени. Пусть хотя бы сейчас ее душа упокоится с миром. Ежели кому-то захочется ее вспомнить, пусть идет в храм.
– Я все передам. Непременно. Не волнуйтесь, – Елизавета Федоровна замолчала на секунду, взвешивая, насколько ее предложение было ко времени, и все же решилась его озвучить. – К нам в конце августа приедет Государь с Мишей. Минни с Ники и остальными детьми, кроме младшего, будут в Дании. Так что будем спасать Сашу – он всегда страшно тоскует, когда жена уезжает. Вы не будете возражать, если мы как-нибудь всей шумной компанией явимся в Архангельское? Но ежели Вам нужно уединение, так и скажите. Прошу Вас, не стесняйтесь ответить искренне. Ежели теперь гости неуместны, все это поймут.
– Что Вы! Это большая честь для нас! И немного отвлечет меня от скорбных мыслей…
– Что ж, решено! И мальчикам будет интересно повозиться с Мишей.
II
Ажурным платком, брошенным из загробной жизни, пролетела паутина. Наступила осень. Жизнь шла своим чередом, будто и не было никогда на свете княжны с прекрасными глазами цвета незабудки и ранимой поэтической душой.
В начале сентября паломники из Ильинского отправились в свое захватывающее путешествие. Первой остановкой был Киев, где они посетили Лавру, а затем – тетку Александру Петровну, ту самую, что в свое время в Неаполе уговорила их послушаться Арсеньева и написать письма отцу. Теперь тетя Саша жила в Киеве, где она основала Покровский женский монастырь, прославившийся своей медицинской помощью населению.